Грушевая поляна

Солнечный день. Дует приятный ветерок. Лела влезла на металлическую лестницу и сидит высоко, на площадке. Вспоминает, как однажды зимой они украли в соседнем дворе дрова. Хозяин, Гурам, тогда застукал в сарае ее, Ираклия, Левана и Васку; так рассвирепел, что пацанов даже встряхнул за шкирку, потом запер сарай на засов и пригрозил, что сейчас позвонит в милицию. Ираклий заплакал. Леван онемел. А Васка, собравшись с духом, рассказал: мы, мол, накануне сушили обувь у печки и нечаянно сожгли, другой обуви нет, мы замерзли и поэтому решились на воровство. Гурам, приземистый угрюмый трудяга, который ни на кого не поднимал глаз и ни с кем не общался, от слов Васки внезапно смягчился, широко распахнул дверь сарая и стал разглядывать их при свете луны. Снаружи, с керосиновой лампой в руках, ждала его жена, кутаясь в шаль, торопливо наброшенную на плечи: кто знает, вдруг муж задержал опасных преступников, должен же кто-то быть рядом, чтобы в случае чего позвать на помощь. Мужчина разрешил ребятам набрать столько хороших сухих дров, сколько смогут унести, и все качал головой – то ли ругал про себя воришек, то ли сочувствовал их тяжкой доле. Дети молча и без единого звука, словно и не по земле шли, а летели по воздуху, вернулись в интернат. А когда перелезли через забор и почувствовали себя на своей территории, бросили дрова и выдохнули. Возле забора воров поджидала Стелла, она услышала крик Гурама и теперь испуганно всхлипывала.

Той ночью они наконец согрелись. И Лела слегка подобрела к Васке. Ничего ему не говорила. И не насмехалась. Уступила ему место возле печи и разрешила всем все рассказать.

«В эту зиму я здесь не останусь», – думает Лела и греется на припекающем железную лестницу солнце. Когда она убьет Вано, то возьмет приготовленную сумку и уйдет. Возможно, зайдет на Лоткина, к старым интернатовцам. Там есть цыгане, кое-кого она знает, может, остановится у них ненадолго. Или отыщет Яну на улице Марджанишвили. В конце концов отправится на вокзал и сядет в поезд на запад. Можно доехать до Батуми. Найти там Марселя. Наверное, там все уже его боятся. Отыщет, напомнит ему о себе. Потом пойдет на море. При мысли о море по телу бежит приятная дрожь. Плавать Лела не умеет, но научится.

Во дворе бывшего сторожа автостоянки, их соседа Тариэла, растет крупная черешня, которая созревает к концу июня. До той поры розовеющие плоды хозяин и не думает срывать, терпеливо ждет, пока поспеют. Немного оставляет дома, полакомиться и на компоты, остальное выносит на продажу. У дороги напротив дома Тариэл ставит деревянный столик, на него ведра с черешней, а если очень жарко, то втыкает в землю три палки и растягивает на них выданную Наргизой простыню. Садится в тени и продает черешню задорого. Сбавлять цену не любит. Если проезжающий мимо водитель-чужак притормозит, ему, может, и сделает скидку, а соседям – нет.

Из-за этой черешни было много разборок. Тариэл никак не мог отвадить местных детишек. Завел собаку, волкодава. Но кто-то из детей бросил ему мясо с иголкой, и пес испустил дух прямо на глазах у хозяина. А еще как-то раз Тариэл выскочил во двор с охотничьим ружьем и выстрелил в воздух, чтобы отпугнуть воров. Ребенок одного из соседей свалился с дерева и сломал обе ноги. С тех пор жена умоляет Тариэла срубить черешню, но Тариэл не уступает, терпеливо следит за виднеющимися среди продолговатых листьев гроздьями ягод, за тем, как они розовеют и краснеют. Лела тоже воровала черешню, Тариэл застукал ее на этом и обругал. С тех пор она не приближается ни к черешне, ни ко двору соседа.

Лела и Ираклий шагают за сигаретами в дальний ларек, к старухе продавщице. Проходя мимо забора Тариэла, Ираклий замечает:

– Черешня-то уже поспела.

– Поспела, вот хозяин и присмотрит за ней, на дереве не останется, – отвечает Лела.

Ираклий не может отвести глаз от качающихся за забором веток. Ветерок треплет густую зеленую листву, показывая гроздья растущей на дереве черешни.

– Если не завтра, то послезавтра Тариэл соберет ее, – с сожалением произносит Ираклий.

Старух под тутовым деревом не видать: попрятались от полуденной жары, прохаживаются по своим выметенным, утрамбованным дворам, следят за прохожими из-за забора. Иногда выходят на улицу и выливают ведро воды на асфальт перед воротами, будто надеются, что от этого станет свежее. А может, чтобы случайный прохожий подумал: вот какие труженики, если они перед воротами так подмели и полить водой не поленились, то какая же чистота и порядок у них в доме.

– Как же я уеду в Америку, не поев черешни Тариэла! – восклицает Ираклий.

– Как бы он тебя кое-чем другим не накормил! – рявкает в ответ Лела. – А ну, веди себя прилично!

Вечером Лела сзывает в сторожку Ираклия, Левана, Васку, Стеллу и по секрету говорит, что ночью они пойдут воровать черешню Тариэла. Стелла на радостях лезет ко всем обниматься, путается под ногами. Васка удивляется, что Лела позвала его с собой за черешней, но ничего не говорит.