Груз

Я успел в обменное бюро и стал обладателем комнаты на улице Талалихина. (Это не имеет отношения к теме моего рассказа, но не могу не упомянуть, что в общей сложности я произвел за девять лет ровно десять обменов, продолжая все это время жить, никуда не трогаясь с места, в удачно и задешево снятой трехкомнатной квартире в Коньково.)

10

Следующий промысловый сезон, северная столица. Бреду Островами в тишине белой ночи, попадая в одну жасминную волну за другой (почему-то то лето, как ни одно другое, осталось для меня расцвеченным обонятельно – сиренью, жасмином, ландышем, шиповником, липой), бреду на Черную Речку к приятелю, у которого я остановился, и с некоторой тоской думаю о том, что пора сладкого безделья кончается. А еще о том, что мы за все время ни разу, что называется, не поскользнулись на банановой корке. Как ни странно. Согласно законам жанра, главный источник неприятностей – всегда те самые пустяки, предусмотреть кои невозможно. Как говорил знакомый саксофонист, облажаться в любом стремном деле можно девяносто девятью разными способами. Ну вот, например. Являюсь я в метро на контакт с доставщиком или, того хуже, на место подсадки и вдруг сталкиваюсь там со старым знакомцем, быстро отделаться от которого невозможно. И он мне ломает все дело, дальше начинается что-нибудь неуправляемое.

Я стал примерять на эту роль своих знакомых. Вот подпольный художник, кличка Толян Бубу (ударение на последний слог), налетает на меня с набором своих обычных бестактных вопросов. Нет, ты все-таки скажи, на что вы живете? Гостей принимаете, ездите всюду. Мы с Вовиком на днях прикинули, вы тратите тысячу рублей в месяц, не меньше (троекратное преувеличение). Ну хорошо, сценарии под псевдонимом. А какие сценарии, под каким псевдонимом? Сказать ему, что ли, что псевдонимы на самом деле – фамилии других, реальных лиц? Нет, правильным ответом, не забыть бы только, будет более универсальный: «Те самые причины, которые заставляют меня прибегать к псевдонимам, исключают и их раскрытие». И ловко, и правда. Хоть и не вся.

Или мой полный – по имени и отчеству – тезка, всеобщий приятель, легко и прозрачно обозначаемый именем Абажур. В отличие от Толяна, он не принадлежит подполью. Он принадлежит народу. Успешный композитор, Абажур еще не привык к своему успеху. Успех распирает его. При встрече он начнет рассказывать два новых анекдота сразу, будет громко хохотать, перебивать сам себя и сам же заполнять паузы. Как быстро избавиться от дружелюбного человека, не обидев его? А в это время контактер, уже опознавший меня по пакету, впадает в панику, совершает какую– то глупость, исчезает навек… Какое счастье, что если подобное когда-нибудь и случится, то хотя бы не завтра. Все же здесь у меня в десяток раз меньше знакомых, чем в Москве.

Сладкого безделья я имел шесть дней. Мы с Евгеньичем приехали в Ленинград в прошлую субботу для приема трех команд подряд: в воскресенье, среду и снова в воскресенье. В первое из воскресений все прошло образцово – утром встретились, вечером приняли груз. Калькулятор уведомил нас, что в среду приезжие отменяются. До следующего воскресенья мы были свободны. Евгеньич, отроду большой мизантроп, знал способ добывания билета на девятнадцатое место в спальном вагоне. То есть в одноместное купе.

Официально это место как бы не продавалось, но с помощью легкого подкупа очень даже продавалось.

Мы освободились в девять вечера, Евгеньич помчался на вокзал и, несмотря на воскресенье, купил свой знаменитый билет, да еще на «Стрелу». Мы упаковали добычу в две тяжеленные сумки, я помог ему погрузиться в поезд и они, Евгеньич и поезд, отбыли под звуки «Гимна великому городу». Я остался на перроне, свободный и счастливый. Мне бы тоже следовало вернуться домой, но соблазн провести несколько дней в упомянутом великом городе, благо было где жить, оказался неодолим. Я не захватил с собой никакую работу, ни одной записи, и это делало мое безделье здесь полностью законным. К тому же в моем распоряжении остались «Жигули» Евгеньича. Но всему на свете приходит конец, следующее воскресенье настало.

Подхожу в назначенное время к часам на станции «Нарвская», ищу глазами своих иностранцев и сразу же, о ужас, вижу, как из подкатившего поезда вальяжно выходит мой недавний знакомый Сережа К. Более неподходящий персонаж здесь появиться не мог. Сережа был сотрудником какого-то адски секретного почтового ящика. Он не ходил в форме, но был флотским офицером, и в немалом звании. Я постарался притвориться, что меня здесь нет, но неудачно. Сережа радостно направился ко мне: «Как?! Опять в Питере? Почему не звонишь?»

Это сразу отменяло саму возможность моего контакта с новоприбывшими, которые, возможно, уже здесь и, возможно, уже увидели и опознали меня по пакету. И возможно (почему нет?), им, по закону пакости, именно сегодня сели на хвост. Как мудро мы с самого начала раз и навсегда решили с Фолькертом, что его люди никогда не подходят первыми!