Речная пароходная навигация началась до приезда Барятинского; он же настойчиво добивался в Петербурге денег на постройку железной дороги от Тбилиси до Черного и Каспийского морей. Императору Александру идея понравилась, особенно после того, как он сам проехал по Грузии пароходом и на лошадях от Поти до Тбилиси[257]
. Но министр финансов ответил Барятинскому, что банк братьев Бэринг в Лондоне не хочет вкладывать деньги в территорию недавнего врага и что Грузия может довольствоваться конной железной дорогой. Западная Грузия, разоренная недавней войной, еще не была готова к такому строительству, и Барятинскому пришлось разбираться с беспорядками. Гурийцам, торговавшим с мусульманскими грузинами в Оттоманской империи, он угрожал переселением в Россию. В Имеретии контрабандисты и разбойники безнаказанно занимались своим делом: даже Гелатский монастырь был ограблен. Холера распространялась из Имеретии в Кахетию.Грузинских феодалов встревожил, а крестьян ободрил императорский рескрипт 1857 года, в котором дворянам предлагалось образовать губернские комитеты для обсуждения условий освобождения крестьян. Реформы в Грузии отставали от российских в среднем на семь лет. Когда в Европейской России, пусть только теоретически, каждый русский подданный становился равным в глазах закона, неравенство в Грузии раздражало нетерпеливый народ. Грузинские дворяне в отличие от русских настаивали, что старинные обычаи исключают возможность освободить крепостных. Чиновники Барятинского поняли, что освобождение в том виде, в каком оно происходило в России, неприменимо к Грузии: многие дворяне были безземельными, жили только трудом и оброком своих крепостных и требовали, чтобы правительство компенсировало им потерянные доходы. Грузинская крепостная система, по которой дворяне и духовные лица могли или владеть крепостными, или сами подвергаться закрепощению, оказалась лабиринтом, в котором надо было ориентироваться, прежде чем преобразовать или отменить ее. Как в России, так и в Грузии комитет дворян в каждом уезде призвали представить проект реформы, но в отличие от русских дворян грузинские дворяне вообще хотели только препятствовать прогрессу.
В отношении автономных княжеств — Мингрелии, Сванетии и Абхазии — Барятинский либерализма не проявлял. Император Александр в отличие от отца не допускал, чтобы нерусские управляли собой на Кавказе. Екатерина Дадиани сама давала поводы свергнуть ее: она попросила у полковника Михаила Колюбакина, военного губернатора Имеретии, казаков, чтобы подавить крестьян, и жаловалась, что радикальные мингрелы ропщут, что «дворянства не должно быть», что «роскошь — грех». В мае 1857 года в Зугдиди вспыхнула перестрелка: 4000 крестьян, вооруженных дубинами и серпами, подняли весь край, набросились на духовенство, сорвали со стен образа, заставили слуг убежать от феодалов. К маю 1857 года кузнец Уту Микава, названный Екатериной Дадиани Дантоном мингрельской революции[258]
, повел в сторону Кутаиси армию крестьян, частично вооруженных ружьями. Колюбакин и генерал-губерантор князь Гагарин, поговорив с Микава и арестовав зачинщиков, все-таки согласились, что виновато во всем вымогательство Екатерины Дадиани.Осыпавшая Барятинского чуть не еждневными письмами Екатерина Дадиани вынуждена была передать казакам Колюбакина управление Мингрелией. Ее сварливые девери были сосланы в Тбилиси, пока следственный комитет советника Ипполита Дюкруази не представил наместнику доклад. Дюкруази в частном письме писал, что упрямство Екатерины превысило все границы, и рекомендовал, чтоб она «отреклась» в обмен на компенсацию. Екатерина Дадиани пользовалась такой страшной репутацией, что пришлось найти посредников для переговоров: ее брата, императорского адъютанта, и сестру, Нино Грибоедову-Чавчавадзе (которая во время переговоров умерла). Тем временем князю Гагарину так понравился кузнец Микава, что он его освободил и назначил своим помощником. Мингрельские феодалы подписывали петиции и за и против Дадиани, обвиняя все семейство в таких преступлениях, что, если бы даже десятая их часть была обоснованна, весь дадианский род пришлось бы посадить. К августу 1857 года Мингрелией управлял Временный совет, который фактически отменил крепостную систему: крестьяне платили за аренду земли и выбирали своих старейшин, сборщиков налогов и мировых судей. (Имеретинцы начали требовать такой же свободы.) В конце концов Екатерину Дадиани отослали в Петербург, и через десять лет, когда ее сын Николоз стал взрослым, ему заплатили миллион рублей, чтобы он окончательно отрекся от княжества.