Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет

В сентябре 1854 года до отъезда из Тбилиси Реад успел похоронить последнюю из грузинских царевен, Майю, сестру Соломона II, дав ее сыну генералу Андроникову 4000 рублей взаймы, чтобы оплатить похороны, и назначив ее внучку императорской фрейлиной. После Реада бразды закавказского правления взял в руки грозный генерал Михаил Николаевич Муравьев, в 1849 году известный всей Европе как «Муравьев-вешатель» или «Муравьев-палач». 1 марта 1855 года, в день, когда объявили о смерти императора Николая (на которую грузинский поэт Гиорги Эристави написал элегию, единственную, может быть, в Российской империи), Муравьев приехал в Тбилиси. Как новый наместник Муравьев сделал все от себя зависящее, чтобы отменить воронцовские инициативы или противодействовать им: под предлогом смерти императора он закрыл театр (и грузинская драматургия вымерла на целые тридцать лет); он предложил уволить всех итальянских певцов и танцовщиков и заменить оркестр полковым духовым оркестром. Его помощник граф Соллогуб, неожиданно поменявший свое мнение, объявил грузинский репертуар «развратным». Напрасно больной Воронцов протестовал, что «развал театра будет иметь самые тяжелые последствия». Муравьев Кавказа не знал и любил только парады и военную муштру. Грузины возненавидели его. Он закрыл в Тбилиси шерстяной завод и образцовую ферму и жаловался, что ботанический сад не окупается. С армянским патриархом Нерсесом V он обращался как с вражеским агентом, потому что тот получал письма от армян в Британской Индии. Муравьев уволил грузинских чиновников и русифицировал администрацию. Он ругал сектантов за длинные волосы, вегетарианство и супружеское целомудрие. Особенно он недолюбливал просителей, а от женщин, если не овдовевших, петиций никогда не рассматривал. В результате равнодушия Муравьева и строгостей военного режима развалилась система образования: из 1323 выпускников только 368 смогли получить аттестаты, и школы в Ахалцихе и Редут-Кале превратились в госпитали или сгорели. Муравьев требовал от учеников одного: чтобы они знали наизусть молитвы и носили форму. Он выказывал свое презрение к тбилисским гражданам тем, что ходил совершенно голый через улицу из дворца в баню[254]. Муравьев общался всего с одной грузинкой, обрусевшей дамой Екатериной Дадиани, регентшей Мингрелии, и смотрел сквозь пальцы — а может быть, и с одобрением — на ее страшную жестокость, от которой мингрельские крестьяне убегали в Турцию, и на кровную вражду с деверями, из-за которой Мингрелия впадала в анархию.

Вся Грузия вздохнула с облегчением, когда Муравьев решил передать гражданские дела князю Бебутову, потомку армян, которые, по обычаю, возглавляли тбилисских торговцев. Муравьев посвятил себя борьбе с турками, которые теперь нападали на трех фронтах: с юга одна армия, осадив Ахалцихе, старалась вторгнуться вниз по Куре до Тбилиси; с юго-запада турецкие сухопутные и морские силы отвоевали прибрежные города, незадолго до этого взятые русскими, и овладели опорными пунктами в Абхазии, Мингрелии и Гурии, откуда они надеялись вторгнуться вверх по Риони до Кутаиси; с северо-востока банды Шамиля нападали на Кахетию. Хотя имеретинская милиция, призванная Муравьевым, отбила Ахалцихе у врага, русско-грузинским войскам пришлось отступить от реки Ингури, и к осени 1854 года Мингрелия и Абхазия оказались незащищенными от турецкой атаки. Михаил Шервашидзе, похоже, опять ходил под именем Хамид-бея и начал договариваться с турками в надежде самому овладеть всем Восточным Черноморским побережьем, но хранил нейтралитет, пока «не высадятся британцы и французы». (Удивительно, что Муравьев не обращал внимания на двурушничество Шервашидзе и поверил ему, когда тот оправдывался после поражения оттоманов, что вел себя так, чтобы ограничить турецкое грабительство.) Мингрельская же регентша, Екатерина Дадиани, туркам не поддакивала, и вся Мингрелия была разорена оттоманскими войсками, которые в Зугдиди сожгли дотла дворец, церкви и дома. Гурию спас от оттоманов генерал Андроников, племянник Соломона II. Сам Муравьев провел бо2льшую часть времени, осаждая карсскую цитадель: в конце концов, после страшных потерь, Карс был взят, и Муравьев стал Муравьевым-Карсским. Когда весной 1856 года подписывали Парижский мирный договор, Карс оказался ценным залогом: в обмен на Карс Турция уступила России черноморские прибрежные города от Поти до Сухума и отказалась от претензий на Гурию, Мингрелию и Абхазию.