Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет

Благодаря усилиям Воронцова пароходы начали разгружаться в Поти и в Сухуме, что удвоило таможенные доходы. Появились места отдыха, например Боржоми (куда не допускались евреи). Зачатки нового процветания, однако, привели к новому виду преступности: кареты с правительственными деньгами стали для разбойников (а потом и социал-демократов) чрезвычайно соблазнительными. Приходилось бороться и с коррупцией, и отдавать под полевой суд солдат, продававших горным партизанам амуницию.

В удачном подавлении мятежных гурийцев, мингрелов, абхазов и сванов Воронцов превзошел всех своих предшественников. В 1847 году, помирив абхазов и мингрелов, поссорившихся из-за пограничного края Самурзакано, он передал спорную территорию в руки кутаисского военного губернатора и рассчитался с Дадиани компенсацией в 25000 рублей. Когда в 1846 году умер Леван V Дадиани и потом в 1853 году его наследник Давит, Воронцов положил конец мингрельской автономии, назначив регентшей малолетнего Николоза его бабушку Екатерину Чавчавадзе, свояченицу покойного Грибоедова, скорее великосветскую петербурженку, чем Дадиани. К 1850-м годам Дадиани, живя в европейской роскоши в зугдидском русскоязычном дворе со швейцарскими поварами, распоряжались страной как хотели (например, пригласили к себе французского агронома и шелковода графа Лэонарда Росмордюка, но в 1847 году выдворили его). Такая жизнь не могла долго продолжаться, ибо 12000 знатных мингрелов жили трудом всего лишь 100000 крестьян[248].

Воронцов, решив, что гурийцы не годятся в пограничники, подчинил княжество имеретинским властям. Абхазии же он предоставил временную автономию и смотрел сквозь пальцы на то, что Шервашидзе занимался работорговлей и договаривался с оттоманами. Сванетия тоже считалась вне закона: в 1843 году Николоз Дадешкелиани, напав на главу своих соперников, Константинэ Дадешкелиани, убил семнадцать слуг, сжег заживо бабушку Константинэ и взял в заложники его сестру.

Победы Воронцова заставляли императора безропотно сносить его либерализм и даже неповиновение. Когда в 1850 году наследник Александр объезжал Закавказье, его реакция совсем не походила на реакцию отца в 1837 году. Двор Воронцова банкетами, балами и салонами походил на Петербург в миниатюре. Воронцова окружала полуобрусевшая грузинская знать, он составил новый список аристократов, в который не вошли 1300 самозванцев. Везде царил порядок: даже крепостного невозможно было освободить без документации. Главное, что Воронцов сделал для горожан, — это учреждение Тбилисского оперного театра: русский граф Соллогуб и итальянский импресарио и дирижер Барбьери, пригласив в Тбилиси итальянских певцов и танцовщиков, превратили город в оазис европейской культуры. Воронцов нанял актера Михаила Щепкина, и в Тбилиси появился театральный репертуар. Говорили, что таким образом Воронцов навсегда отвлек грузин от антирусских заговоров. Для европеизации страны это имело огромное значение: грузины и армяне не только начали называть своих детей Гамлет и Дездемона, но благодаря опере, даже не зная европейских языков, знакомились с миром Шекспира, Вальтера Скотта и Александра Дюма. Воронцов поощрял и грузинских драматургов (цензура дозволила двадцать пьес, большею частью фарсы) и лично похвалил Гиорги Эристави — в 1832 году заговорщика, потом в Польше младшего офицера и романтического поэта, затем старшего чиновника и теперь ведущего журналиста, актера, режиссера и драматурга — как «грузинского Мольера». Эристави основал журнал «Заря» (Цискари), где печатались первые грузинские рассказы и романы. Но его пьесы Тяжба, Сумасшедшая, Семейный раздел до сих пор развлекают театральную публику. Эристави воспитывал младших драматургов, Антонови и Кереселидзе. Театр и «Зарю» субсидировал Воронцов из казны и из собственного кармана, так что наместник оказался акушером современной грузинской литературы, несмотря на то что главная цель тбилисского театра состояла в том, чтобы сделать из грузин и армян русскоговорящих европейцев.