Гудериан

Роммель шел навстречу своей гибели. Про себя он уже твердо решил вступить с союзниками в переговоры с целью заключения сепаратного мира на Западе. Он собирался открыть им фронт и поддерживал контакты с главными заговорщиками. Будучи несколько двусмысленным в своих высказываниях, он заявил им: «Я считаю своим долгом прийти на спасение Германии». Из этого заговорщики сделали вывод, что он будет готов принять назначение на важный пост в будущем правительстве, и хотя на этот счет имеются противоречивые сведения, почти наверняка Гудериан знал, что может произойти и не был против. Но вот то, чего он не знал или узнал слишком поздно… Оказалось, что Герделер сделал записи, компрометировавшие Роммеля. Кроме того, Роммель вступил в конфронтацию с Гитлером, 15 июля послав ему рапорт, составленный в явно вызывающем тоне. Вторжение союзников началось в Нормандии 6 июня, и лишь невероятным напряжением всех сил немцам удавалось сдерживать их натиск и не давать вырваться за пределы относительно небольшого плацдарма. С одобрения Клюге, ставшего новым главнокомандующим на западе, Роммель заявил Гитлеру: «Войска повсюду сражаются героически, однако неравная борьба близится к концу». Своему начальнику штаба он сказал: «Я дал ему [Гитлеру] последний шанс. Если он не воспользуется им, мы будем действовать». Под этим подразумевалось заключение сепаратного перемирия на западе. Неясно, однако, был ли Клюге причастен к реализации этой части плана. Так далеко Гудериан не стал бы заходить по своей инициативе, тем более в одной компании с Клюге.

Окончательное решение организаторы покушения приняли в первые дни июля. Угроза разоблачения давила на них невыносимо. Атаки союзников на всех фронтах, казалось, вот-вот должны привести к тотальному краху вермахта, и еще большее количество старших офицеров убедилось, что война безнадежно проиграна. Эти люди, в число которых входили Рундштедт, уступивший свое место Клюге, сам Клюге и Фромм, командующий армией резерва в Германии, благоразумно заняли позицию, на которую еще раньше встал Бек: «Если у вас это получится, я присоединюсь к вам, но до той поры я не буду помогать вам: если вас постигнет неудача, да поможет вам Бог, потому что от меня вы помощи не дождетесь».

17 июля во время воздушного полета Роммель получил серьезное ранение и не смог больше принимать участие в подготовке заговора. Ключевая фигура, которая, будучи идолом пропаганды, могла бы обеспечить заговорщикам поддержку значительной части населения, исчезла. Разумеется, еще одной такой фигурой был Гудериан. Он говорит, что 18 июля к нему прибыл один офицер люфтваффе, «которого я знавал в старые дни», и сообщил, что Клюге предполагает заключить с западными союзниками сепаратное перемирие. Это правда, но не вся. Дело в том, что его информатором был не кто иной, как фон Барзевиш, служивший при Гудериане в 1941 году в России офицером связи люфтваффе, человек, сорок восемь раз доставлявший Гудериана на фронт в самолете и имевший с ним в силу этого особые отношения; офицер, доказавший свою принципиальность тем, что после увольнения Гудериана, несмотря на немалый риск, критиковал фюрера. В отсутствие Гудериана он устроил парад в его честь и расхваливал его в выступлении в Берлине, продолжал поддерживать контакт с Гудерианом и знал – его бывший начальник считает, что Гитлер ведет Германию к гибели. Теперь же Барзевиш явился в качестве эмиссара заговорщиков (в ответ на просьбу майора Цезаря фон Гофакера), решившего в последний раз попытаться убедить Гудериана открыто выступить против фюрера. Известие о предстоящем покушении, о котором Барзевиш осведомил его без обиняков – правда, не упомянув даты, поскольку окончательное решение должно было быть принято 19-го июля, – сильно потрясло Гудериана. В конце беседы, состоявшейся в ходе четырехчасовой прогулки в лесу, чтобы избежать подслушивания, Гудериан признал аргументы Барзевиша вескими, но, тем не менее, не отказался от своей прежней точки зрения, что он не имеет права нарушать присягу и должен до конца исполнять свой служебный долг. В книге «Воспоминания солдата» не упоминается, что во время этой встречи затрагивался вопрос о покушении на Гитлера. Гудериан говорит здесь лишь о перемирии в том аспекте, что если бы он вдруг сообщил об этом фюреру и информация оказалась ложной, то «…возвел бы серьезный поклеп на фельдмаршала Клюге… Утаи я эту информацию, и мне пришлось бы разделить вину за все тяжелые последствия этой акции». Он добавляет, что не поверил этой истории и решил хранить молчание.