«Гудлайф», или Идеальное похищение

В то раннее утро, когда ее нашли, все девочки в общежитии проснулись; они собирались кучками в дортуарах, толпились в коридоре, бродили в незастегнутых халатиках, с непричесанными волосами. Одна из девочек от горя упала в обморок, несколько других подняли ее и уложили на ближайшую кровать. Матушка — заведующая хозяйством общежития, — одетая во все белое, появилась с целым подносом кофе. Полицейские то и дело входили и выходили, и Нанни вдруг показалось, что она — в женском монастыре, такими чуждыми существами были здесь мужчины. Ей более всего вспоминалась тяжеловесность, с какой они ходили по коридору, их тяжелые ботинки, неловкость, с какой они пили кофе из тонких фарфоровых чашек. Их руки, где каждый палец был такой же толстый и неуклюжий, как большой.

Неужели все девочки, подобно Нанни, представляли себе, как эти неловкие мужчины снимали погибшую? Один здоровенный полицейский обнял ее висящее тело сильными руками, его колючая щека прижалась к ее холодной шелковой ночнушке, к холодному юному девичьему животу. «Порой я чувствую, что я внутри мертва». Он поднял ее повыше к небесам, голова ее упала к нему на плечо, словно голова уснувшего ребенка, так что другой полицейский смог ослабить веревку, и они вместе осторожно уложили ее на носилки, подоткнув простыню так, чтобы не высовывались руки и не были видны распустившиеся волосы. Жаль, что теперь Нанни не может спросить эту девушку, открылась ли ей в предсмертной агонии какая-то истина, потому что сейчас у самой Нанни нет более ритмичных и поэтически оправданных слов, чем ее слова. Просто ей нечего сказать, кроме «порой я чувствую, что я внутри мертва». И облегчение могло прийти только, если бы она поплыла в воздухе, а потом ее тело сжали бы в объятии сильные руки, к животу прижалась колючая щека, и она оказалась бы поднятой к небесам.

Словно стремясь обогнать заходящее солнце, они мчались по Парквэю с эскортом полицейских машин, сверкающих всеми огнями. Коллин съежилась на заднем сиденье «бьюика», пытаясь спрятать оранжевую тюремную форму от чужих глаз, от людей в машинах, мимо которых они проезжали. Молодая пара в мини-вэне с любопытством поглядела на Коллин в боковое окно. Проехало мимо семейство с двумя ребятишками на заднем сиденье и с велосипедами на крыше машины. Девчушка помахала рукой Коллин, и Коллин попыталась махнуть ей в ответ, но ей мешали цепи на запястьях и щиколотках. Пожилая женщина с подсиненными седыми волосами низко наклонилась к рулю и крепко вцепилась в него руками, то и дело поглядывая на вереницу мчащихся мимо полицейских машин. Люди, мимо которых «бьюик» мчал Коллин, видимо, ожидали увидеть вице-президента, Билла Гейтса или далай-ламу.

Ее машина первой въехала на заросшую, в кочках и рытвинах, дорогу посреди карликовых сосен. Мусор и битые бутылки усыпали все вокруг; накануне вечером, с Тео, она ничего этого в темноте не заметила; не замечала и тогда, пять лет назад, когда они катили по этой дороге на велосипедах, изнывающие от жажды и жары и такие влюбленные друг в друга.

У развилки машина остановилась. Агент Кэмпбелл посмотрел на Коллин через плечо. Теперь он ей доверял. Теперь он понимал ее так, как не сумел понять во время допроса, в течение всех восемнадцати часов, что она отрицала свою вину.

— Направо, — сказала Коллин, солгав им, и они осторожно повернули направо, прочь от могилы Брауна. Коллин была не готова предать собственного мужа.

Она смотрела в заднее окно «бьюика» на змеящуюся череду машин, следовавших за ними по узкой ухабистой дороге с терпеливой покорностью похоронной процессии на заросшем травой кладбище. Коллин раскрыла ладони, расправила пальцы. Кожа на руках пересохла, потрескалась на костяшках. Если не считать полоски от обручального кольца, оставшейся у основания безымянного пальца, где кожа была белой и мягкой, ее руки — с искривленным мизинцем и неухоженными ногтями — были руками пожилой женщины.

— Миссис Волковяк, вам надо посмотреть.

Оказывается, машина остановилась. Коллин подняла голову.

— Было темно, — сказала она.

— Сейчас тоже уже темнеет.

Что сделал бы Тео, если бы Коллин показала фэбээровцам труп мистера Брауна? Ей объяснили, что надо будет свидетельствовать против него, если он не признает себя виновным. Ей придется объяснять все, шаг за шагом, заполнившим зал людям. Журналистам, присяжным…

— Кажется, здесь, — сказала она.