Агент Кэмпбелл открыл ей дверь, и Коллин вышла и осторожно пошла между мелкими белыми лесными цветами, испятнавшими ковер из палых листьев и сосновых игл. Она пыталась представить себе, как станет рассказывать присяжным о покупке лыжных масок, хирургических перчаток, замков и клейкой ленты. Описывать комбинезоны работников бензоколонки. Объяснять, как хотела отпустить мистера Брауна, после того как Тео его ранил, как с самого начала уговаривала мужа не заряжать револьвер. Ей придется рассказать, как они заперли человека в ящике, вынудив его спать в собственной моче. Коллин пыталась представить, как она посмотрит через весь зал на собственного мужа, на человека, которого она по-настоящему вовсе и не знала, когда станет описывать, с каким умением он рыл могилу для мистера Брауна, как небрежно швырнул его в яму.
— Не знаю, — услышала она свой голос, — это где-то здесь. — И пошла вперед, подальше от машин; цепь между ее щиколотками цеплялась за сухие ветки, валявшиеся на земле.
В том месте, где лучи низкого солнца пробивались сквозь стволы деревьев, она остановилась и не очень убедительно принялась обшаривать взглядом землю. Два или три десятка мужчин стояли у своих машин, опираясь локтями на открытые двери. Они уже, конечно, поняли, что Коллин — женщина с неограниченными потенциальными возможностями, с беспредельными мечтами, которым суждено навеки остаться несбыточными. Эти мужчины сейчас смотрят, как она бредет через кусты, и каждый из них думает о том, как он разочаровал свою собственную жену. Дом в пригороде, надежный автомобиль, десять дней отпуска в Вирджиния-Бич прошлым летом — теперь все это не могло удовлетворить их жен, хотя в молодости они считали, что этого вполне достаточно. Эти мужчины увидели и узнали в Коллин, пусть и в тюремной робе, и с наручниками на запястьях, привлекательную женщину, только что миновавшую пору своего расцвета и не так уж не похожую на тех женщин, к которым они вернутся сегодня, придя домой.
Агент Кэмпбелл коснулся ее спины:
— Вам надо сосредоточиться, Коллин. Не теряйте из виду верную цель. — Его лицо было очень близко к ее лицу, как было почти все восемнадцать с лишним часов допроса. Он говорил шепотом: — Вы же на самом деле гораздо лучше.
Она отвернулась.
— Обратно. К развилке, — сказала она. — Может быть, надо было налево.
Машины стали задним ходом выбираться оттуда, покачиваясь, словно пьяные, то останавливаясь, то снова рывком начиная движение. Серый, ровный свет сумерек успокоил Коллин, когда ее машина первой въехала на левую от развилки дорогу. Она была спокойна, потому что знала — с этого момента всю ее дальнейшую жизнь она будет поступать правильно и начнет с того, что мистера Брауна похоронят как полагается. И закончится мучительная неизвестность для его семьи. Она заключила сделку, ей дадут двадцать лет отсидки. Конечно, не наверняка, она это понимает, но районный прокурор будет требовать от судьи именно этого. Ей хотелось обеспечить своих детей. Она слышала о людях, которые ведут дела с продуктами фирмы «Гудлайф» прямо из тюрьмы. В шестьдесят лет у нее уже будут внуки и независимый бизнес, действующий под ее управлением. С этого момента и всю дальнейшую жизнь Коллин будет жить для других.
— Стоп! — крикнул вдруг Кэмпбелл. Он показывал на что-то в ветровое стекло, схватившись за рацию. — Давайте сюда судмедэксперта. — Его возбуждение ощущалось совершенно четко. — Дайте нам знать, как только мы дойдем до места, — сказал он Коллин. Кэмпбелл и еще двое мужчин, один с фотоаппаратом, другой с видеокамерой, вышли из машины и пошли впереди, снимая следы шин арендованного Тео фургона.
Боковое окно со стороны Коллин было сплошь занавешено весенними листьями, прижимавшимися к стеклу, скользившими по нему, будто мыльные щетки в автомойке. Дюйм за дюймом все они пробирались вперед, пока Коллин не сказала: «Вон там!» И водитель въехал еще глубже в листву, так что ей пришлось неловко передвинуться на сиденье и выйти через левую дверь.
Тео, словно одеялом, укрыл свежепобеспокоенную почву сосновыми шишками и палой листвой. Их преступление было бы стерто с лица земли первым же сильным дождем. Но сейчас, когда Кэмпбелл и две камеры соединили усилия, под щелканье и жужжание аппаратов, следы шин, свежий грунт и мягкий холмик над телом мистера Брауна были так же очевидны, как труп человека, которого линчевали и повесили на дереве.
Позади Коллин из машин один за другим выходили фэбээровцы со стаканчиками кофе в руках. Они поспешно запихивали в рот недоеденные сандвичи, а один из них каждый свой шаг отмечал лопатой.
Сумерки между деревьями густели, агент, работавший с видеокамерой, включил мощный прожектор. Несколько человек, пользуясь какими-то инструментами, очень похожими на детские садовые грабельки, принялись сгребать шишки и листья, укрывавшие холмик. Каждый момент их работы фиксировался на видеопленке.