Мост
Харта Крейна полон названий мест, словно подвешенных между пением и составлением карт. Посвящение дает первое и главное из них, но это название никогда не появляется снова – Бруклинскому мосту. Остальная часть цикла в перспективе может рассматриваться как развертывание этого магического имени в континентальном масштабе. Это развертывание является каббалистическим трудом, который в некоторых случаях требует наименования этого континента. Труд заканчивается возвращением к мосту и раскрытием мифического имени, восстанавливающим его происхождение и его новое назначение: «Атлантида». Это тайное имя, возможно еще грядущее имя, самого континента, «одно имя навечно», на которое Крейн намекает в своем коротком стихотворении Имя для всех: «О если б собственные имена людской язык / Отверг и в хоре тех, кому даны взамен имен / При сотворении плавник, копыто или клык, / Восславил бы единственное Имя всех времен»[137].Имя Уолта Уитмена эхом отдается в этом восхвалении сознания животных, перекликаясь с отрывком из Песни о самом себе
: «Я думаю, я мог бы вернуться и жить среди животных», который также отзывается эхом в начале стихотворения Квакер Хилл. «Одно Имя», в котором животные творят свой день, является ядром будущего имени, которое охватит весь континент.Самые целенаправленные действия по присваиванию имен Уитмен совершает в цикле о Гражданской войне Барабанный бой
, особенно в оригинальной версии 1865 года, сочинении более обширном, чем фрагмент Барабанный бой из Листьев травы, и более явно связанном с союзом (со строчной) и Союзом (с прописной), охватывающим весь континент. Уитмен сосредоточивает этот процесс и Гражданскую войну на Манхэттене, которому он дает колдовское индейское имя Маннахатта. Оттуда география поэмы круговыми движениями двигается на запад – как будто, давая названия континенту, поэма могла бы обезопасить его границы для нации, которая на момент написания текста еще вела Гражданскую войну. Однако за ритуальными действиями скрывается невысказанный смысл, основанный на историческом значении озвученных имен. Уитмен призывает:И прибрежные волны, которые, словно огромными гребнями,чешут мой восточный берег и западный берег,И всё, что между Востоком и Западом, и вековечную моюМиссисипи, ее излучины, ее водопады,И мои поля в Иллинойсе, и мои Канзасские поля, и мои поля на Миссури,Весь материк до последней пылинки.[138]При этом названия мест, хотя и магические по своему непосредственному действию, тонко переходят от заклинания к значению. Иллинойс – родина Линкольна, «истекающий кровью Канзас» – место жестоких партизанских боев за западное расширение рабства, Миссури – связан с Миссурийским компромиссом 1820 года, зафиксировавшим область рабовладения и просуществовавшим вплоть до принятия Акта Канзас-Небраска 1854 года. Заклинание частично переходит в троп. Ни один из аспектов именования не исчезает, но их соотношения меняются.
Крейн, отвечающий Барабанному бою
в Мысе Хаттерас, следует парадигме Уитмена с одним изменением, но таким, которое меняет всё. Крейн тоже сосредоточивает свой текст на Манхэттене, Мост включает в себя вербальную карту города, простирающуюся через всё пространство поэмы, перечисляя Южную улицу, Уолл-стрит, Авеню А, Бликер-стрит, Бродвей и Коламбус-серкл. Отсюда география поэмы перемещается круговыми движениями с востока на запад, как если бы, перечисляя названия континента, Мост закреплял бы его границы от Атлантики до Тихого океана, и это делается не для государства, которое Крейн знал во время написания цикла, а для мистического грядущего государства, появление которого предсказывает написанное. Это намерение становится явным в начале Ван Винкля, который ужимает трансконтинентальное путешествие всего в две строки: «Макадам, пушечно-серый, как пояс тунца, / прыгает с Фар-Рокавей к Золотым Воротам». Загадочная миграция имен разворачивается неоднократно: в непрозрачных местных названиях «Реки» – Бунвиль, Сискию, Каир, Каламазу – и в периодическом использовании нейтральных или загадочных топонимов для нескольких разделов поэмы: почему мыс Хаттерас? Почему Индиана? Где находится Квакер Хилл? Эти употребления указывают на общую тенденцию Моста изменить уклон в сторону Уитмена и перейти от обозначения к словесной магии, от тропа к заклинанию. Опять же ни один аспект не исчезает, но их пропорции меняются по-разному.