Читаем Гул мира: философия слушания полностью

Мост Харта Крейна полон названий мест, словно подвешенных между пением и составлением карт. Посвящение дает первое и главное из них, но это название никогда не появляется снова – Бруклинскому мосту. Остальная часть цикла в перспективе может рассматриваться как развертывание этого магического имени в континентальном масштабе. Это развертывание является каббалистическим трудом, который в некоторых случаях требует наименования этого континента. Труд заканчивается возвращением к мосту и раскрытием мифического имени, восстанавливающим его происхождение и его новое назначение: «Атлантида». Это тайное имя, возможно еще грядущее имя, самого континента, «одно имя навечно», на которое Крейн намекает в своем коротком стихотворении Имя для всех: «О если б собственные имена людской язык / Отверг и в хоре тех, кому даны взамен имен / При сотворении плавник, копыто или клык, / Восславил бы единственное Имя всех времен»[137].

Имя Уолта Уитмена эхом отдается в этом восхвалении сознания животных, перекликаясь с отрывком из Песни о самом себе: «Я думаю, я мог бы вернуться и жить среди животных», который также отзывается эхом в начале стихотворения Квакер Хилл. «Одно Имя», в котором животные творят свой день, является ядром будущего имени, которое охватит весь континент.

Самые целенаправленные действия по присваиванию имен Уитмен совершает в цикле о Гражданской войне Барабанный бой, особенно в оригинальной версии 1865 года, сочинении более обширном, чем фрагмент Барабанный бой из Листьев травы, и более явно связанном с союзом (со строчной) и Союзом (с прописной), охватывающим весь континент. Уитмен сосредоточивает этот процесс и Гражданскую войну на Манхэттене, которому он дает колдовское индейское имя Маннахатта. Оттуда география поэмы круговыми движениями двигается на запад – как будто, давая названия континенту, поэма могла бы обезопасить его границы для нации, которая на момент написания текста еще вела Гражданскую войну. Однако за ритуальными действиями скрывается невысказанный смысл, основанный на историческом значении озвученных имен. Уитмен призывает:

И прибрежные волны, которые, словно огромными гребнями,чешут мой восточный берег и западный берег,И всё, что между Востоком и Западом, и вековечную моюМиссисипи, ее излучины, ее водопады,И мои поля в Иллинойсе, и мои Канзасские поля, и мои поля на Миссури,Весь материк до последней пылинки.[138]

При этом названия мест, хотя и магические по своему непосредственному действию, тонко переходят от заклинания к значению. Иллинойс – родина Линкольна, «истекающий кровью Канзас» – место жестоких партизанских боев за западное расширение рабства, Миссури – связан с Миссурийским компромиссом 1820 года, зафиксировавшим область рабовладения и просуществовавшим вплоть до принятия Акта Канзас-Небраска 1854 года. Заклинание частично переходит в троп. Ни один из аспектов именования не исчезает, но их соотношения меняются.

Крейн, отвечающий Барабанному бою в Мысе Хаттерас, следует парадигме Уитмена с одним изменением, но таким, которое меняет всё. Крейн тоже сосредоточивает свой текст на Манхэттене, Мост включает в себя вербальную карту города, простирающуюся через всё пространство поэмы, перечисляя Южную улицу, Уолл-стрит, Авеню А, Бликер-стрит, Бродвей и Коламбус-серкл. Отсюда география поэмы перемещается круговыми движениями с востока на запад, как если бы, перечисляя названия континента, Мост закреплял бы его границы от Атлантики до Тихого океана, и это делается не для государства, которое Крейн знал во время написания цикла, а для мистического грядущего государства, появление которого предсказывает написанное. Это намерение становится явным в начале Ван Винкля, который ужимает трансконтинентальное путешествие всего в две строки: «Макадам, пушечно-серый, как пояс тунца, / прыгает с Фар-Рокавей к Золотым Воротам». Загадочная миграция имен разворачивается неоднократно: в непрозрачных местных названиях «Реки» – Бунвиль, Сискию, Каир, Каламазу – и в периодическом использовании нейтральных или загадочных топонимов для нескольких разделов поэмы: почему мыс Хаттерас? Почему Индиана? Где находится Квакер Хилл? Эти употребления указывают на общую тенденцию Моста изменить уклон в сторону Уитмена и перейти от обозначения к словесной магии, от тропа к заклинанию. Опять же ни один аспект не исчезает, но их пропорции меняются по-разному.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология «Битлз»
Антология «Битлз»

Этот грандиозный проект удалось осуществить благодаря тому, что Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Старр согласились рассказать историю своей группы специально для этой книги. Вместе с Йоко Оно Леннон они участвовали также в создании полных телевизионных и видеоверсий «Антологии «Битлз» (без каких-либо купюр). Скрупулезная работа, со всеми известными источниками помогла привести в этом замечательном издании слова Джона Леннона. Более того, «Битлз» разрешили использовать в работе над книгой свои личные и общие архивы наряду с поразительными документами и памятными вещами, хранящимися у них дома и в офисах.«Антология «Битлз» — удивительная книга. На каждой странице отражены личные впечатления. Битлы по очереди рассказывают о своем детстве, о том, как они стали участниками группы и прославились на весь мир как легендарная четверка — Джон, Пол, Джордж и Ринго. То и дело обращаясь к прошлому, они поведали нам удивительную историю жизни «Битлз»: первые выступления, феномен популярности, музыкальные и социальные перемены, произошедшие с ними в зените славы, весь путь до самого распада группы. Книга «Антология «Битлз» представляет собой уникальное собрание фактов из истории ансамбля.В текст вплетены воспоминания тех людей, которые в тот или иной период сотрудничали с «Битлз», — администратора Нила Аспиналла, продюсера Джорджа Мартина, пресс-агента Дерека Тейлора. Это поистине взгляд изнутри, неисчерпаемый кладезь ранее не опубликованных текстовых материалов.Созданная при активном участии самих музыкантов, «Антология «Битлз» является своего рода автобиографией ансамбля. Подобно их музыке, сыгравшей важную роль в жизни нескольких поколений, этой автобиографии присущи теплота, откровенность, юмор, язвительность и смелость. Наконец-то в свет вышла подлинная история «Битлз».

Джон Леннон , Джордж Харрисон , Пол Маккартни , Ринго Старр

Биографии и Мемуары / Музыка / Документальное
История богослужебного пения
История богослужебного пения

В предлагаемом пособии рассмотрены: предыстория и история богослужебного пения от Ветхою Завета до наших дней, философски-музыкальные системы античного и византийского мира, особенности и судьбы богослужебного пения на Западе, его происхождение и формы на Руси, композиторское творчество и, наконец, возрождение древнерусской певческой традиции в связи с естественным стремлением социально-культурных структур к воцерковлению, что немыслимо вне конкретного восстановления самой идеи православной общины.Пособие предназначено для слушателей духовных шкал и всех, интересующихся историей церковной музыки.Настоящее издание осуществляется в рамках реализации программы Круглого стола по религиозному образованию в Русской Православной Церкви, созданного Отделом внешних церковных сношений Московского Патриархата, в сотрудничестве со Всемирным Советом Церквей.Круглым столом разработан ряд проектов, к числу которых принадлежит и предложенная Учебным комитетом при Священном Синоде Русской Православной Церкви программа подготовки и издания учебно-богословской литературы для духовных школ. Представляемое учебное пособие является одним из первых, издаваемых Круглым столом по этой программе.Деятельность и цели Круглого стола одобрены Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.Издание осуществлено по заказу Круглого стола по религиозному образованию в Русской Православной Церкви[Источник электронной публикации: http://krotov.info/libr_min/13_m/ar/tynov_v_001.htm]

Владимир Иванович Мартынов

Музыка / Прочее / Православие / Эзотерика
Жизнь Бетховена
Жизнь Бетховена

Жизнь тех, о ком мы пытаемся здесь рассказать, почти всегда была непрестанным мученичеством; оттого ли, что трагическая судьба ковала души этих людей на наковальне физических и нравственных страданий, нищеты и недуга; или жизнь их была искалечена, а сердце разрывалось при виде неслыханных страданий и позора, которым подвергались их братья, – каждый день приносил им новое испытание; и если они стали великими своей стойкостью, то ведь они были столь же велики в своих несчастьях.Во главе этого героического отряда я отвожу первое место мощному и чистому душой Бетховену. Несмотря на все свои бедствия он сам хотел, чтобы его пример мог служить поддержкой другим страдальцам: «Пусть страдалец утешится, видя такого же страдальца, как и он сам, который, вопреки всем преградам, воздвигнутым самой природой, сделал все, что было в его силах, дабы стать человеком, достойным этого имени». После долгих лет борьбы, одержав ценой сверхчеловеческих усилий победу над своим недугом и выполнив свой долг, который, как он сам говорил, состоял в том, чтобы вдохнуть мужество в несчастное человечество, этот Прометей-победитель ответил другу, взывавшему к богу о помощи: «Человек, помогай себе сам!»

Ромен Роллан , Эдуард Эррио

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное