Читаем Гул проводов (СИ) полностью

Леа в жизни тихая и зажатая, из неё слово клешнями не вытащишь, кулаками не выбьешь. Даже алкоголь не развязывает её язык. Даже у доски она отвечает с запинками и выражается как можно короче, что здорово мешает и портит оценки. Зато на сочинениях она выкладывается полностью. И в мире электроники она раскрывается совсем с другой стороны, там её точно не заткнуть. Грубо говоря, она может общаться только письменно. Раньше мы перекидывались записками и писали друг у друга под окнами (что перессорило наших родителей), а потом перешли на SMS-ки. И теперь она меня просто засыпает сообщениями. Хорошая она подруга, эта Леа. В отличии от меня.

 Здорово. Удачи! Я вот в себе уверена, я английский хорошо знаю, и сочинения прекрасно пишу.

Затем она прислала кучу смайликов. Я закатила глаза. Сколько раз её просила не пользоваться ими, когда переписывается со мной.

Мне махает запаздало рукой сосед и орет дежурное приветствие. Я ему отвечаю. Затем здороваюсь с миссис Сальетти, владелицей китайского ресторанчика, откуда я все время заказываю еду. Мимо меня проезжает Том на машине. Ведет какой-то мужик, всем видом показывающий, что с ним лучше не шутить. Том дымит из трубки, на его плечи накинут красный халат, в общем, выглядит он как обычно. Том со мной не здоровается: в его уши воткнуты наушники, он покачивает головой в такт песне. В машине тоже играет музыка в жанре хип-хоп, здорово приправленная крепкими словцами. Машина скрывается вдали, и я закашливаюсь от вони бензина, каких-то воскурений Тома  и выхлопных газов. Прибавляю скорость. Раз уже Том проехал мимо меня, то я точно должна поднажать. На экзамен лучше не опаздывать. Уже у школы я догоняю Марка на скейте, жрущего хот-дог. Рядом с ним капитан клуба черлидерш, она проверяет шпору у себя в ливчике. Шпорами я никогда не пользуюсь, Марк — моя шпора. Или еще кто-нибудь, если его нет.

— Я не опоздала? — спрашиваю я, — Точно?

— Да нет, это Том решил приехать пораньше, — сказал Марко, пережевывая последних кусок.

— Это что с ним случилось? Он сошел с ума? Его похитили и подсунули нам двойника?

Черлидерша заходится изящным звонким смехом. Притворным, я знаю. Она знает, что если будет делать мне гадости, то симпатию Марка не завоюет.  Поэтому втирается в доверие. Чтобы в нужный момент отбить его у меня.

— Я так понимаю, учебник ты даже не открывала? – спросил Марк.

— Нет, — честно ответила я, — Я хорошо знаю свой язык.

— Ага, вот только знания предпочитаешь хранить в моей голове, — вздыхает Марк.

— Не списывают только зубрилы, — черлидерша выдувает из жвачки пузырь.

— Я тоже списываю. Из своих чертогов памяти, — рассмеялся Марк.

Мы сидим так недолго, а потом начинается экзамен. Я смотрю на сосредоточенные лица учеников. Вот у окна сидит Леа, сосредоточенно чиркает что-то на листке. Пишет быстро, размашисто, словно её рука не поспевает за мыслями. Марк пишет медленно, старательно. Иногда прерывает процесс, задумывается, и продолжает, с большим остервенением, которое, однако, быстро кончается. Левша Том пишет лениво, лицо приобретает скучающий вид, он даже не смотрит на листок. Черлидерша пишет быстро, лихорадочно, но с большими паузами, то и дело заглядывая в декольте. Я смотрю на Марка. Показывает три пальца. Наши варианты совпадают. Он тихонько подсказывает ответы. Над нами нет особо строгого надзора, но лучше не расслабляться.

Марк сдал работу одним из первых. И ретировался. Над последними заданиями мне пришлось думать самой. Кое-как выкрутившись, я сдаю работу тоже. Мы выходим из школы. Чертовски жарко. Как и всегда. У нас летом, весной и в начале осени жарко, как в Аду, а зимой мокро и противно. Люди здесь темпераментные, развязные и легко одетые, да еще и загорелые, как негры,  большинстве своем. Я со своей бледной кожей и вечными рукавами в любую погоду как белая ворона. Том тоже бледный, как Смерть, но у него веснушки и одевается он хоть и странно, но по погоде. У Марка кожа летом чуть-чуть загорает и веснушек побольше, чем у Тома. А меня Солнце целовать не хочет и вообще не любит, летом я красная и со слазящей кожей, приходится запасаться кремами. Марк меня в шутку называет вампиром и предлагает носить зонтик, как аристократка.

— Хоть бы джемпер этот дурацкий сняла, ты же спаришься. Уже круги под мышками образовались.

— Не хочу, чтобы с меня опять кожа слезла, — соврала я, — И хватит об этом.

— Пошли ко мне на крышу.

Мы поехали по пыльной дороге, я на велике, он на скейте. Он учился на нем кататься долго, на коленках и локтях шрам на шраме. Кости ломал, мышцы тянул, даже сотрясение заработал. Но учился, долго и упорно. Я кататься научилась быстро, отделалась разбитой головой и содранной кожей с локтя.

Небо чистое и невыносимо синее. Какой-то придурок облил меня из ведра и убежал с громким смехом.

— А почему про меня забыл? — жалобно протянул Марк, — Я сейчас в головешку превращусь. Чувствую себя потной свиньёй.

Его волосы прилипли ко лбу и щекам, как обычно, красивые и лохматые. Майка его тоже была мокрой. Я выглядела не лучше. Лицо вновь покраснело и сделалось жутко горячим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Генерал в своем лабиринте
Генерал в своем лабиринте

Симон Боливар. Освободитель, величайший из героев войны за независимость, человек-легенда. Властитель, добровольно отказавшийся от власти. Совсем недавно он командовал армиями и повелевал народами и вдруг – отставка… Последние месяцы жизни Боливара – период, о котором историкам почти ничего не известно.Однако под пером величайшего мастера магического реализма легенда превращается в истину, а истина – в миф.Факты – лишь обрамление для истинного сюжета книги.А вполне реальное «последнее путешествие» престарелого Боливара по реке становится странствием из мира живых в мир послесмертный, – странствием по дороге воспоминаний, где генералу предстоит в последний раз свести счеты со всеми, кого он любил или ненавидел в этой жизни…

Габриэль Гарсия Маркес

Проза / Магический реализм / Проза прочее
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм