Гуляйполе

Выйдя из дома, он не стал запирать за собой дверь, оставил ее приоткрытой. Неподалеку, за садочком, его ждала бричка с извозчиком. Убедившись, что седок удобно уселся, извозчик тронул бричку с места. Попетляв по окраинам, выехали на широкий шлях, ведущий к станции.

Резво бежали лошади, глухо стучали копыта по отсыревшей утренней дороге…

В купе вагона первого класса, где на окнах висели шторы с кистями и где подавали чай в серебряных подстаканниках, на мягких диванчиках, визави, сидели два благообразных пассажира. Один из них – преображенный Антони. Второй – полный, с двойным подбородком господин.

– И здесь полыхает, – взволнованно сказал господин, приоткрыв штору и глядя на копотный дым и языки пламени в степи.

Возле какого-то полустанка поезд замедлил ход. Подсвеченные вагонными огнями, мимо проплыли лица стоящих на перроне солдат. Поблескивали штыки.

Антони не смотрел в окно.

– Вы, я вижу, ко всему привычный человек! – заметил полный.

– Приходится привыкать. Дела-то не могут стоять, – бросил Антони, помешивая чай массивной серебряной ложечкой.

– И какие же дела, позвольте полюбопытствовать? Или это у вас, у коммерсантов, как всегда, тайна?

– Да что вы! Какая тайна! – улыбнулся Антони. – Я, знаете ли, в некотором роде сеятель… Бросаю в землю семена.

– Шутка? – Полный внимательно посмотрел на ухоженные руки Антони. – Или… Мне кажется, я догадался. Вы торгуете семенным зерном. Оптовик!

Антони благодушно покачал головой: мол, как вы догадались?

– А я вот, знаете, купил позатот год на Екатеринославской хлебной бирже пятьсот пудов отборнейшей пшеницы. Озимой. Какой-то новый канадский сорт. Денег истратил! И что вы думаете?! Осенние всходы были прекрасные, а весной заморозки уничтожили все посевы. Не для нашей климатической зоны сорт… Убыток!

Еще одно зарево уплыло за край окна. Позвякивали ложечки в полупустых стаканах.

– Мои семена всегда всходят, – отозвался Антони, поправляя усы. – Если не этой весной, так следующей… Обязательно всходят!

Попутчик поглядел на Антони с удивлением. Он, видимо, был тугодум. Наконец разразился смехом:

– А вы, извините, шутник… Завидую вашему самообладанию. В такое-то время!

А по улице Гуляйполя двигался уже какой по счету обоз!

Махно и Семенюта, притаившись под густыми ветвями сирени, свисавшими едва ли не до земли, ожидали, пока проедут телеги.

Когда обоз почти поравнялся с ними, они увидели, что в телегах под охраной солдат сидят крестьяне.

Махно вцепился пальцами в плечо Семенюты:

– Куда их?

– Известно, в уезд. А может, в губернию, в Катеринослав. На суд.

Обоз замыкали несколько полицейских. Кавалькада скрылась вдали, за серой пеленой пыли…

– Надо до Вольдемара, – сказал Нестор. – Може, хоть он пидскаже, шо робыть.

Приблизившись к знакомой хате, они увидели полуоткрытую дверь.

– Вольдемар, – негромко позвал Семенюта. – Антони!

Но им никто не ответил.

– Може, його арестовалы? – прошептал Махно.

Они достали оружие, взвели курки и неслышно проскользнули в темную хату.

– Никого!

Занавесили окна. Вспыхнул несмелый поначалу огонек керосиновой лампы. Постепенно осветилось все жилище.

Повсюду они увидели следы разгрома.

– Похоже, шо арестовали!

Семенюта подобрал несколько обрывков бумаги у неостывшей еще печи. Внимательно их рассмотрел. Заглянул в глубь печного зева, порылся в куче пепла и извлек оттуда несколько не до конца сгоревших документов, остатки гримерных пастилок, обуглившуюся часть черной накладной бороды. Показал Нестору. Тот все понял.

– Удрав? – еще не веря в случившееся, спросил Нестор.

– Смылся, – подтвердил Семенюта. В горестном раздумье он уселся на лавку. – Тайком. Как ворюга какой-нибудь… Эх, Антони, Антони!

Махно наморщил лоб.

– Може, он на время? Ну, пока тут таке творится. Шоб себе для главного дела сберегты. А як все уляжеться, он снова появится.

Семенюта вдруг вскочил, бросился к громоздкому обшарпанному комоду, стоявшему в дальнем углу комнаты. Упершись плечом, отодвинул его в сторону. Под ним оказался прикрытый досками неглубокий приямок.

– Неси сюда лампу! – приказал он Нестору, торопливо сбрасывая доски.

Свет лампы осветил приямок. На его дне рядами лежали металлические цилиндры с длинными деревянными рукоятками. Жирно поблескивали.

– Ф-фу ты, черт! – облегченно вздохнул Семенюта.

– Шо це? – спросил Нестор.

– Бомбы германские. Новейшие. Последний привет от Антони…

– А де запалювать?

– В том-то и штука: им не надо никакого фитиля. Тоже Вольдемар привез. Капсюль вставляется – и все. Дернешь за колечко, и через три секунды – та-ра-рах! Все вдребезгы!

– Сурприз буде панам, як прийде наше время, – повеселел Нестор.

Они уселись на комоде и долго молчали.

– Слухай, а як же мы будем без Антони? – озабоченно спросил Нестор. – Таки дела почалысь… Хто подскаже?

– Сами будем! – зло ответил Семенюта. – Своими головами обойдемся!..

В Гуляйполе и на следующий день продолжилось невиданное движение. С дальних степных уездов, под усиленной охраной, гнали на станцию крестьян-бунтовщиков.