Гуляйполе

Процедура допроса была рутинная. Исправник выглядел спокойным и деловитым. Его морщинистое лицо рано состарившегося на неприятной службе человека было почти благодушным и говорило о том, что молодой селянин для него – задачка простая, как огурец.

– Ну, рассказывай, – даже с некоторой ленцой обратился он к Шаровскому. – Как, когда, с кем ограбил почтовую карету? Сколько взяли денег, как убивали людей?..

– Не знаю ничого, – хмуро ответил Шаровский, скрывая волнение. – Ниякой кареты…

– А деньги откуда? – Исправник выложил перед Шаровским нерастраченные им деньги. – Вот эти деньги?

– Ци деньги?.. Ну… найшов…. коло дорогы… в трави…

– И эти? – Исправник вынул из ящика нетронутую пачку в банковской упаковке. Поднес к глазам, медленно прочитал надпись на упаковке: – «Азово-Донской банк»… Эти тоже нашел?

Шаровский пожал плечами:

– А шо такого? Мабуть хтось потеряв…

– Дурочку-то валять не надо, Петро, – по-отечески покачал головой исправник. – Не хочешь правду говорить?.. Бывает. Только не у нас. У нас со временем все начинают говорить.

Шаровский спрятал под стол нервно подрагивающие пальцы. И неожиданно вскочил во весь свой внушительный рост. Секретарь уездной полицейской управы, который вел запись, резко дернулся на табурете. Двое стражников, стоявшие у двери, бросились было к Шаровскому, но исправник жестом остановил их.

– Хочь убыйте! Насмерть! – выкрикнул Петро. – Ничого не скажу! – И он горделиво откинул голову.

– Ну а кричать-то… кричать зачем? – Демьян Захарович обернулся к охранникам: – Охрименко! Залата! Отведите его на… на экскурсию!

– В третий блок?

– Нет, зачем? Я думаю, достаточно будет покойницкой.

Стражники увели Петра.

– Нашатырный спирт не забудьте, – посоветовал им вдогонку исправник.

Сторож в кожаном лоснящемся фартуке, с цыгаркой во рту, открыл скрипучие ворота, ведущие во двор покойницкой.

Шаровский отвернулся при виде стоявшей во дворе телеги, прикрытой брезентом. Из-под брезента свисали вниз чьи-то руки и ноги…

– Чого не разгрузили? – поморщился один из стражников, видимо, старший.

– А местов нету, – равнодушно, не выпуская изо рта цыгарки, пояснил сторож. – Пока тут полежать. Куды им спешить?

Они спустились в полуподвальное помещение покойницкой. Страшные скрипучие двери. Каменный, политый водой пол и каменные же, похожие на склепы, столы, на которых по одному, по двое лежали уже раздетые мертвецы.

Увидев лицо голого человека, покрытое коркой засохшей крови, и вытекший глаз, Шаровский отвернулся и постарался не глядеть по сторонам. Но в поле его зрения, как нарочно, то и дело попадали белые, словно мелом обсыпанные, чьи-то ладони, ступни.

– Ты гляди, гляди! – толкал его стражник. – Це все бунтовщикы. А вчора ще живее нас з тобой булы!

Второй стражник свернул цыгарку и, прикуривая, обьяснил:

– Щас это просто. Особое, понимаешь, положение. Никаких тебе фиглив-миглив. Хто з оружием и не хоче повиниться, а то ще й сопротивляеться – з такымы дуже просто.

– Без суда и следствия, – ввернул первый.

От вида покойников и от удушливых запахов карболки и гашеной извести Шаровский почувствовал головокружение, пошатнулся. Он закрыл глаза и ступал осторожно, ориентируясь на голоса стражников.

– Готовый!..

Стражники подхватили его под руки, сунули под нос склянку с нашатырем.

– Дай и мени! – Один из стражников тоже понюхал нашатырь и зажмурился от острого запаха, потом строго сказал Петру: – Хиба не чув? Начальствие велело, шоб ты все хорошенько разглядел, як оно бывает и як все заканчуеться… Эх, одежка на тебе добрая… И сапоги… Рублив, мабуть, десять отдав?

– Надо його тут росстрилять, а одежу забрать, – предложил второй стражник. – Все одно тут все голи…

– А шо, це мысля! А начальству скажем, что хотив втекти. – Стражник достал из кобуры револьвер, повернулся к стоящему у двери сторожу: – Васыль, будеш свидетелем. Скажеш, шо парубок хотив втекты, а колы пиймалы, кынувся на нас. Шо було робыть?

– Сказать можно, – согласился меланхоличный сторож. – Отдасте мени його рубаху. Добра рубаха, пошты нова. Тилькы ж не прострельте. Стриляйте в голову…

И трудно было понять, то ли это серьезный разговор, то ли заранее продуманный спектакль. Шаровского охватил неподдельный ужас.

– Выведить мене отсюдова! – неожиданно тонким голосом закричал он. – Ведить до начальствия! Я бильше не можу. – И зашелся самым настоящим детским плачем.

В той же комнате, где начинался допрос, перед Шаровским теперь стоял стакан чая в тонком стакане, на блюдечке лежал посыпанный маком коржик. Петро жадно пил чай и старался поймать взгляд Демьяна Захаровича. Это был уже не тот Шаровский.

– Ты коржик кусай… коржик… – ласково уговаривал его Демьян Захарович. Такой занятой человек, а вроде и сам не спешит, и Петра не подгоняет. Коржик предложил. Хороший человек. Лучше батьки родного.

– Ага, ага! – Чтобы не раздражать Демьяна Захаровича, Петро старался как можно быстрее допить чай.

Исправник дождался: звякнула ложечка о пустой стакан.

– Ну вот! Молодец! А теперь рассказывай… по порядку… с чего все началось? Кто атаман? Или как там у вас? Главарь? Кто в банде? Имена, фамилии.