Гулящая

— Обо мне не беспокойтесь. Я подожду, — сказала Христя.

Горпына, обрадованная, хотела поцеловать ей руку, но Христя успела подставить ей губы. «Если б ты знала, кого целуешь, — подумала Христя, — может, и отказалась бы».

Не меньше обрадовался и Федор. Смущенный и растерянный, он сразу ожил, засуетился, забегал.

— Прошу вас, садитесь. Я на минутку, сейчас вернусь, — и он выбежал из хаты.

Пока Горпына вынимала пироги и горшки из печи и гости рассаживались, Федор уже вернулся. Из одного кармана он вынул бутылку водки, из другого — какую-то красную наливку.

— Вы не поверите, как мне эти ссоры опостылели. Но недели не проходит без того, чтоб не поругаться. Только и забудешься, когда добрый человек зайдет в хату и поговоришь с ним по душам. Спасибо вам, что вернулись. Ну, давайте выпьем по чарке. Водка должна быть хороша.

— Настойка?

— Корчмарь говорит, что старая. А Бог его знает, — сказал Федор и, налив чарку, поднес ее Оришке.

— У кого в руках, у того и в устах, — сказала она, отводя чарку рукой.

— Жена! У нас должна быть еще одна чарка. Дай ее сюда, попотчуем панночку. Я для них купил терновую наливку.

— Для меня? — покраснев, спросила Христя. — Напрасно потратились. Я не пью.

— Нельзя, панночка. Хоть пригубьте, — просила Горпына, поднеся Христине наливку.

— Вот и чокнемся с панночкой. Будьте здоровы! Пусть наши враги погибнут! — Федор сразу выпил до дна, потом налил бабке и Кравченко.

Христя немного отпила и поставила чарку на стол. Терновка показалась ей удивительно вкусной.

— В самом деле хороша, — сказала она.

— Просим вас всю выкушать, — поклонившись, сказала Горпына. — И пирожком закусите. Пирожки с творогом, и сметана свежая.

— Разве что с вами, — нерешительно сказала Христя, беря чарку.

— И я выпью, — сказала Горпына и налила себе полчарки.

— Врагам нашим — виселица! — крикнула Христя, наклонив чарку и плеснув несколько капель поверх головы.

— О, наша панночка, голубушка! — воскликнула Горпына и, наклонившись, поцеловала Христю в плечо. — Так вы наши обычаи знаете, будто родились и выросли среди нас.

— За это стоит выпить! — крикнул Кравченко.

— Выпить! Выпить! — крикнул Федор.

После третьей все сразу заговорили весело и громко, словно загудел пчелиный рой. Федор рассказывал разные истории про попа и дьяков; Горпына говорила о детях, которые, сидя на нарах, уписывали пироги. Кравченко вспоминал всякие проделки и плутни, неизменно расхваливая ловких обманщиков. Одна Оришка молча поглядывала на присутствующих посоловевшими глазами. Христя после двух чарок терновки раскраснелась, и глаза ее заблестели. Ей стало так хорошо и легко на душе — она снова ощутила себя полностью в родной и милой сердцу обстановке села, и это делало ее счастливой хоть в эти короткие минуты. Ведь и она могла бы так жить, радоваться, глядя на своих детей, хозяйничать в своем доме, а теперь что?…

— Доброго здоровья всем! Со святым воскресеньицем! — послышался женский голос.

В хату вбежала чернявая Ивга.

— Что, не было у вас старика? — спросила она.

— Был, — ответила Горпына.

— Куда же он ушел?

— За тобой, — сказала Оришка.

— Ох, горе мне! Значит, мы разминулись. Побегу скорее за ним. — Сказав это, Ивга выбежала из хаты.

Неожиданное появление Ивги на некоторое время прервало оживленную беседу.

— Гляди, какая страдалица нашлась! — в сердцах крикнула бабка и сердито плюнула.

— Так всегда: когда она у кого-нибудь чужого увидит, тотчас же бежит узнать, что делают, — сказала Горпына.

— И нас она, спасибо, не забывает, — вставил Федор.

— Паскуда, — сказала бабка.

— Да ну ее. Лучше выпьем, — сказал Федор, — Горпына, дай нам борща, каши… все давай, что приготовила.

Перед борщом выпили еще по одной и снова развеселились. Говор и смех не утихали ни на минуту. Оришка совсем осоловела, глаза ее закрывались, голова качалась, она совала ложку не тем концом в борщ. Все над ней смеялись.

— Выпила, — говорила она нетвердо. — А все же врагам своим не поддамся… Вот тут они у меня сидят. Я не Горпына, что всем смолчит, и не Федор, что их избегает. Я знаю, что у них на уме.

— Какие ж у вас враги, бабуся? — спросила Горпына.

— До черта у меня врагов. Даже собственный муж. Разве я за него по доброй воле пошла? Не такого постылого я достойна… — И ее сморщенное лицо расплылось в улыбке.

Все засмеялись, а Кравченко пуще всех.

— А ты мне не хохочи, — сказала ему бабка. — Ты у меня в руках. Захочу — раздавлю. И ты, Федор, не смейся. Знаю, что сквозь слезы смеешься. А ты… — обратилась она к Христе, — твое дело еще только начинается. Смейся пока, смейся… А я все знаю. — Бабка поднялась и продолжала пророческим тоном: — Тебя горе ждет. Тяжкое горе ждет тебя. Я знаю все.

— Что вы знаете? — испуганно глядя на бабку, спросила Христя.

— То знаю, что спать хочу, — усмехнувшись, сказала Оришка и вышла из-за стола. Не поблагодарив и не перекрестившись, она кое-как поплелась к нарам и легла рядом с детьми.

— Ослабела старушка. Выпила лишнее, — сказала Горпына и бросилась к нарам постелить тетке постель.