— Если б ты знала, Христя, как мне тяжело, — немного погодя начала Марья. — Лучше бы уж он меня убил.
— Пусть Бог милует! Опомнись!.. Кто же это вас так побил?
— Ох! Он самый, чтоб ему ни дна ни покрышки! Он, проклятый! Я давно замечала, что он не так дышит. Мне не раз передавали, будто он говорил — если б нашлась зажиточная мещанка, он бы женился. Я ему об этом рассказала. «Не верь, — говорит, — люди врут». Помнишь, в тот день, когда ты тут на работу стала, я ходила к нему, и на другой день тоже до самого утра дожидалась, и напрасно — он не пришел. Черт с тобой, думаю, хотела уж бросить его. Несколько дней совсем не ходила. А вчера утром слышу — перстни покупает; видно, дело у них уже сладилось. Я вечером — к нему. Застала. «Для чего, — спрашиваю, — ты перстни купил?» — «А тебе какое дело?» — «Как это так? Я все знаю, хоть ты и скрываешь от меня. И не думай венчаться. Вот как перед Богом говорю, я о тебе такую славу пущу!..» — «Ты?» — кричит он. «Я!..» Как начнет меня бить. Что дальше было — не помню. Очутилась уже на улице.
— И такого злодея любить! — удивленно сказала Христя. — Я б еще на него в суд подала, чтоб знал, как людей калечить.
— Ох, не знаешь ты ничего, Христя. Я б ему не только простила, а руки б целовала, лишь бы он не женился… Господи! И отчего я такая несчастная? За что ты, Господи, дал мне такое проклятое сердце? Я виню только себя, но ничего не могу поделать с собою. Сколько я ему всего подарила? Себе ничего не куплю, а ему несу. И вот благодарность. Берегись, Христя! Если тебе кто-нибудь приглянется, отвернись от него скорей; если шевельнется любовь в твоем сердце, задуши ее, пока не поздно, не давай ей воли! Никому не пожелаю мучиться так, как я мучаюсь! — Припав к плечу Христи, Марья снова зарыдала.
Два дня пролежала Марья, а на третий пани заговорила недовольным тоном:
— Сколько она лежать будет? Тут прямо крайность, а она вылеживается.
Встала Марья. Худая, страшная, как тень слоняется. Слезы и горе хоть кого иссушат. Она еле на ногах держится, и почти вся работа ложится на плечи Христи.
В субботу Христя снова встретила на базаре Марину.
— Что ж ты не приходишь?
— Сегодня после обеда беспременно приду.
Христя ждала ее с нетерпением. Она спешила вымыть посуду и со всем управиться, чтобы иметь свободный часок и поболтать с подругой. Давно они не виделись. Сколько воды утекло с тех пор, как они жили в селе и делились маленькими девичьими тайнами!
Вот и обед прошел. Христя уж свободна, а подруги все нет. Она то в окно взглянет, то на улицу выбежит поглядеть — нет Марины. Настал вечер, а ее все нет да нет. «Обманула», — решила Христя.
Вечером хозяйка ушла куда-то и детей взяла с собой. Тянула и паныча, но тот не захотел идти. Вот бы когда Марине прийти — вольно, делай, что хочешь! Никто не помешает их задушевной беседе. Христе досадно стало. Она пожаловалась Марье.
— Жди Марину! Так она для тебя и бросит своего паныча! — сказала Марья.
«Видно, правду говорит Марья… Если б не это, почему бы Марина не пришла? Ну, погоди же! Отпрошусь у хозяйки и сама к тебе приду. Уж я все увижу. От моих глаз не спрячешься!»
Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась Марина. В белом ситцевом платье, в черном бурнусе из ластика, с шерстяным платком на голове — барышня или богатая мещанка, а не прислуга.
— Марина, голубка! А я уж думала — обманула, не придешь, — крикнула Христя и бросилась обнимать и целовать подругу.
— Уж коли обещала, так приду. Раньше никак нельзя было — пока управилась и собралась.
— Ну, раздевайся и садись.
Марина разделась.
— Да какая у тебя свитка? — удивлялась Христя. — А платье? И как хорошо тебе в нем! А серьги какие! И зачесана как красиво! Так тебе к лицу эта голубая лента. В селе б тебя сейчас и не узнали!
Марина стояла среди кухни, довольная тем, что подруга любуется ею. Платье ее плотно облегало, обрисовывая тонкий стан, широкие плечи, высокую грудь. Длинное красное монисто обвивало шею. На груди блестел большой серебряный медальон, а по бокам — два маленьких. Косы короной лежали на голове; ее продолговатое румяное лицо дышало здоровьем, глаза задорно блестели.
— Видишь, а ты хулила городские наряды, — откликнулась Марья, выглянув из-за печи.
— Здравствуйте, Марья! — сказала Марина. — Я вас и не заметила. Чего же это вы на печь забрались? Лето на дворе.
— Такая стала, что и летом мерзну, — вздохнув, сказала Марья.
А Христя все продолжает шумно восторгаться подругой, даже паныч из своей комнаты выглянул.
— Кого вы так расхваливаете? — спросил он, просунув голову в дверь.
Марина посмотрела на него.
— Ну и хороша девка! — сказал он.
— А вы постарайтесь! — ответила Марина не то шутя, не то обидчиво, не сводя глаз с паныча.
— Куда нам? С суконным рылом в калачный ряд! — сказал паныч.
— То-то и есть, — ответила Марина и захохотала.
Христя тоже засмеялась.
— Козырь девка! — сказала Марья.
— Чья она?
— А вам зачем?
— Так. Хочу знать.
— А-а, задело… ну, а я не скажу.
Паныч пожал плечами и скрылся в своей комнате.
— Ушел, — промолвила Марина. — А жаль: я хотела с ним еще поговорить.