Гулящая

— А у вас разве нет такого? — ехидно спросила Марья.

— Ну их! Они все одним миром мазаны, — с досадой сказала Марина.

Христя попросила ее рассказать что-нибудь о своей жизни в городе.

— Что ж я расскажу? Тут все люди тебе незнакомые, а ты лучше расскажи про село. Как там у вас? Что Горпына — здорова, не вышла замуж? А Ивга и по сей день за Тимофеем бегает?

Христя начала рассказывать про себя, про село. Марина слушала, вставляла иногда вопросы.

— Что же, тебе нравится город? — спросила Марина, когда все сельские новости были исчерпаны.

— Людей много… суета, — задумчиво сказала Христя.

— А тебе, Марина? — откликнулась с печи Марья.

— Мне? Если бы кто мне дал сто рублей и сказал: брось, Марина, город и вернись в село — не пошла б! И не пойду… Никогда! Никогда! — улыбаясь розовыми губами, тарахтела Марина.

— А сперва тебе тоже было тоскливо, как Христе?

— Погодите немного, и Христя привыкнет. Вот Святки придут… гулянье, катанье. Выйдешь на улицу — народ валом валит… да все в праздничных нарядах… глаза разбегаются…

— Христя не любит городских нарядов, — заметила Марья.

— Потому что не наряжалась. А ну, давайте нарядим ее, Марья.

— Не хочу! Не хочу! — замахала руками Христя.

— А мы хотим. Вставайте, Марья.

Веселье Марины увлекло Марью, в запавших глазах появился блеск, бледное лицо разгорелось, на устах заиграла усмешка. Марья, кряхтя, слезла с печи. Христя тотчас же убежала в комнату, а Марина погналась за ней.

— Не убежишь! — кричала она вслед Христе.

Марина уговаривает ее одеться.

— А если хозяева придут?

— Ну так что? Посмотрят на тебя.

— Когда они еще придут? — говорит Марья.

— Ну, Марья, мы ее сперва причешем. Садись тут, на край нар. Где гребешок?

Марина распустила Христе косу. Густые волосы волной упали ниже колен.

— Да и коса у тебя! Это коса! — хвалила Марина, проводя по волосам гребнем. Ей пришлось отойти от Христи, чтоб расчесать концы, такие у той были длинные волосы. Марина разделила их на две пряди, прочесала гребнем, а потом заплела в косы толщиной с руку; они спускались до полу. Марья любовалась Христей — так она была хороша. Когда же Марина обвила косы вокруг головы Христи и завязала их узлом на затылке — ее нельзя было узнать! Маленькие уши, раньше закрытые волосами, теперь точно улыбались. Все волосы с висков были тщательно зачесаны. Широкий белый лоб сверкал белизной, на нем, словно змейки, лежали черные брови. И лицо будто удлинилось.

— А красиво как! Господи, как красиво! — воскликнула Марина. — Дайте зеркало, пусть она сама поглядит и скажет!

Марья бросилась в горницу за зеркалом.

— Любуйся! — сказала Марина.

У Христи из глаз искорки посыпались.

— Видишь? Говорила я тебе? Кабы сюда еще розовый цветочек…

— Мастерица ты, Марина!

— Теперь сними это тряпье… Что у тебя есть?

— Юбка, безрукавка, — говорит Христя.

— У меня есть, я сейчас… — сказала Марья и, не мешкая, принесла из сарая тонкую вышитую сорочку.

— Надевай поверх! — весело сказала Марья.

— А вдруг паныч войдет? — испуганно произнесла Христя.

— Скорей надевай юбку! — торопила ее Марина.

— А теперь безрукавку!

Как портниха на примерке, Марина хлопотала, подтягивая и поглаживая юбку и безрукавку на Христе.

— Держись ровно.

Вот уж все готово.

— А ну, смотри!

Марья держала зеркало перед Христей.

— Погоди, еще не все!

Марина сняла свой медальон, монисто и надела их на шею Христе.

— Вот теперь так! — сказала она, любуясь подругой.

И правда, Христя была хороша. Небольшого роста, полная, она не казалась, как Марина, полевым цветком с высоким стеблем, а пышной садовой маргариткой, за которой старательно ухаживали неутомимые девичьи руки, присматривали любящие глаза, вовремя пропалывая и поливая. Ее головка, как точеная, красовалась на лебединой шее, украшенной монистами. Румяные щеки еще больше разгорелись, глаза искрились. Белые вышитые рукава сорочки казались пучками цветов, а пестрая юбка была похожа на полянку в лесу, густо усеянную цветочками.

— Видишь, видишь! — радовалась Марина, похлопывая Христю по плечу. — А говорила — плохо. Кто еще краше? В селе так никогда не оденутся. Правда, Марья?

— Да, — грустно сказала Марья, вспоминая минувшие дни, которые уже не вернутся.

— Знаешь что, Христя! Зайди к панычу.

— Боже сохрани! Еще выгонят.

— Не выгонит, иди.

— Иди и скажи: просили барин и барыня, чтоб пожаловали к ним. А спросят — кто, скажешь: те, у которых вы были, — сказала Марья.

— Иди, Христя! Иди, голубка, — уговаривает ее Марина.

Христя наконец решилась.

— Только не смейся!

Христя подошла к двери и приоткрыла ее.

— Здравствуйте! — сказала она.

Паныч читал.

— Просил пан и пани, чтобы вы пожаловали к ним.

— Какой пан?

— Разве вы не знаете? — болтала Христя, усмехаясь.

— А почем я знаю?

— Там и ваши хозяева.

— Поздно уже, — говорит паныч, глядя на маленькие часы. — Кланяйся и благодари. Скажи, что собрался спать.

— Так и сказать?

— Так и скажи.

— Прощайте же.

— Иди с Богом.

Как только Христя вернулась, Марина и Марья начали хохотать.

— Что у вас там? — сказал паныч, выходя из своей комнаты.

Увидя хохочущих девушек, он понял, что над ним пошутили, и тоже засмеялся.

— Так это ты посланец? — сказал он Христе.