Гулящая

Довбня, выкурив еще одну папиросу, ушел домой, а Проценко стал мрачно расхаживать по комнате, раздумывая, что бы такое сделать, чтобы завтра можно было не пойти с Довбней к попу. Он раскаивался, что подговорил Довбню... Напьется да ляпнет еще такое, что ни в какие ворота не лезет! От него всего можно ожидать...

- Сказано: бурсак! - произнес он вслух и снова уныло заходил по комнате.

- Паныч! ужинать! - вбежав в комнату, весело позвала его Христя.

Он взглянул на нее. Немножко растрепавшаяся голова, розовое полное лицо, обнаженная шея, круглые точеные плечи - все сразу бросилось ему в глаза.

- Ужинать? - переспросил он, подойдя к девушке, и, коснувшись пальцем ее горячего подбородка, заглянул ей в глаза.

- Да, зовут вас,- весело проговорила она.

Сердце у него отчего-то забилось, охваченный порывом страсти, он весь потянулся к ней.

- Куропаточка ты полевая,- тихо и нежно промолвил он и попытался обнять ее.

Она бросилась стремглав от него и в мгновение ока очутилась в кухне... только створка двери громко захлопнулась за ней.

- Чего это ты выскочила как ошпаренная? - спросила Марья.

Христя только тяжело дышала. Когда Проценко проходил через кухню в комнаты, она за спиной у него погрозила ему кулаком и тихо сказала:

- Ишь какой!

- Приставал? - спросила Марья и засмеялась.- Эх ты, простота деревенская! - продолжала она и почему-то глубоко вздохнула; а Христя, красная как кумач, потупилась... Сердце у нее так билось!

В комнатах за ужином Пистина Ивановна смеялась над выдумкой Григория Петровича - звать прислугу для оценки игры Довбни. Проценко не сердился, напротив - со смехом показывал, как Марья слушала музыку, подперев голову кулаком, как вздыхала Христя. Пистина Ивановна смеялась его шуточкам.

Когда после ужина он возвращался к себе в комнату, Марья остановила его.

- Так вот вы какой? - сказала она с улыбкой.- Свят, свят, да около святых черти водятся?

Он бросил на Марью игривый взгляд и, сложив кукиш, сунул ей его под самый нос.

- Видела? - спросил он.

Христя так и прыснула, так и покатилась со смеху. Он погрозил ей пальцем и скрылся у себя в комнате. Все это произошло в мгновение ока: как будто молния сверкнула и - погасла.

- Умора с этим панычом! - захохотала Марья. А из комнат доносился смех Пистины Ивановны.

- Ох, ну его совсем! Вот чудак! Надо же такое придумать: позвать Христю с Марьей оценивать игру.

- Чудак-то он чудак, а ты гляди в оба, а то как бы эти чудачества не довели до слез...- мрачно произнес Антон Петрович.

- Кого? - спросила Пистина Ивановна.

- Тебе лучше знать, кого! - ответил Антон Петрович.

Пистина Ивановна только губы надула.

- Еще что выдумал!..- зевнув, сказала она.

Скоро все улеглись спать; лег и Григорий Петрович, хотя спать ему еще не хотелось. Но что же делать? У него сегодня было столько впечатлений: другого такого вечера он не запомнит. И восхитительная игра Довбни, и его прямые и грубые речи с их неприкрытой голой правдой, и разговор с прислугой, и красота Христи, которой он раньше не замечал,- все, как живое, вставало перед его глазами, кружилось перед ним в непроглядной ночной темноте... Он и сам не знает почему - рядом с Христей все вертелась попадья, миниатюрная, хрупкая, с веселыми голубыми глазами. Они почему-то все гонялись друг за дружкой, все старались опередить друг дружку, словно соперничали, состязались за первое место... Сердце у него неистово билось! Горячая кровь, струясь по жилам, ударяла в голову, роями поднимая мысли, наполняя сердце тихою отрадой, неизъяснимо сладкой надеждой... "Та - уже распустившийся, пышный, но лишенный аромата цветок, а эта чистая, словно струйка воды ключевой...- думалось ему.- Кто же первый напьется ее?" Ему было душно; дыхание стало горячим, прерывистым, во рту сохло... Он все ворочался с боку на бок.

А тем временем в кухне на печи слышалось шушуканье.

- Какой он красивый и вежливый! Не сравнить с тем, который на скрипке играет,- как колокольчик, тихо звенит молодой голос.

- И ты бы полюбила такого? - спрашивает хриплый.

- Ну, уже и полюбила! - укоризненно звенит молодой.

- Да ты не скрывай; думаешь, не видно, что и у тебя сердечко забило тревогу! - гудит хриплый.

- Еще как забило!..- И звонкий смех раздался в темноте.

7

- Дома? - спросил Проценко на следующий день вечером у поповой служанки, синеносой Педори, входя с Довбней в кухню.

- А где же им быть-то, как не дома? - неприветливо ответила та грубым, гнусавым голосом.- К вам хотела посылать! - прибавила она еще грубее.

Довбня вытаращил на Педорю глаза: откуда, мол, взялась такая языкастая?

Тем временем попадья, услышав знакомый голос, весело откликнулась из комнаты:

- Нет дома! Нет дома!

- А где же барыня? - пошутил Проценко, входя в комнату.

- Господи! И не грех вам?..- начала было попадья, но увидев Довбню, сразу осеклась.

- Не браните меня, Наталья Николаевна,- начал Проценко.- Я привел к вам моего хорошего знакомого, Луку Федоровича Довбню. Помните, я вам как-то давно рассказывал о нем.

- Очень рада...- краснея, промолвила попадья и подала Довбне руку.