- Тот черт, что в болоте водится,- шутя отрекомендовался Довбня, так пожав ей маленькую ручку, что слиплись нежные пальчики.
- А отец Николай дома? - спросил Проценко, ища глазами, куда бы присесть.
Быстрые глаза попадьи сразу это заметили.
- Отца Николая пригласили на крестины,- ответила она и бросилась в другую комнату за стулом.
Довбня стал осматриваться. В углу комнаты около маленького столика стояло только два стула, на столе самовар напевал унылую песню. Давно уже не видал он ни тряпки, ни кирпича, ни золы: его грязные бока были покрыты зелеными потеками, кран свернулся набок, вода из него капала прямо на стол; в стороне стояло два стакана: в одном стыл недопитый чай, в другом дымилась какая-то бурая жидкость; из открытого чайника поднимался пар. Видно, не смотрел за всем этим хозяйский глаз. Да и вся комната имела заброшенный вид: стены голые, облупившиеся; пол давно не метен, под ногами валяются объедки, кости, хлебные крошки и шелуха от семечек... В другом углу стоял ободранный диван, словно горбатый нищий пристроился у стены отдохнуть... Всюду бросались в глаза бедность и нищета.
Пока Довбня осматривал это убожество, из другой комнаты появилась Наталья Николаевна со стулом.
- Это вы мне несете? - остановил ее Довбня, перехватывая у нее стул.Напрасно беспокоились: я и на полу могу посидеть!
Наталья Николаевна не знала, как понять эти слова Довбни: то ли он над их нищетой смеется, то ли над беспорядком в доме. От стыда она покраснела до ушей. А тут еще Педоря подлила масла в огонь: с грохотом растворив дверь, она ввалилась в комнату и, наступив Довбне на ногу, бросилась к самовару.
- Смотри, ноги отдавишь! - крикнул Довбня.
- Что у меня, глаза там? - мрачно ответила та, принимая самовар.
- Педоря! - крикнула попадья.- Куда же ты убираешь самовар?
- Разве не надо подогревать? Каким же чертом гостей поить? Там уж воды нету! - сурово возразила она попадье.
- Педоря! - топнув ногой, крикнула попадья.- Сколько раз я тебя просила: не чертыхайся ты хоть при людях!
- Да чем же, в самом деле, гостей будете поить? Помоями? Смотрите - я же и виновата! - оправдывалась Педоря!
- Педоря! Бери самовар! бери все!.. только уходи, не разговаривай!.. Господи! - пожаловалась попадья гостям, когда Педоря вышла в кухню с самоваром.- Ни у кого, верно, нет такой прислуги, как у нас... И вот держит он ее!
- Держит? - откликнулась Педоря.- Хорошо держать, не плативши денег! Да заплатите мне - так я сегодня же уйду от вас и десятой улицей буду обходить... Держит!
- Да замолчи ты, ради бога! - попросила попадья, затворяя кухонную дверь.
- Почему же вы в самом деле ее не рассчитаете?- спросил Проценко.
- Попробуйте поговорите с ним! - ответила попадья, гневно насупив брови.
- Ей, видно, никто никогда рта не затыкал! - прибавил Довбня.
- Ну вот еще! - промолвил Проценко.
- Конечно! - сверкнув глазами, крикнул Довбня.- На ногу наступила, да еще на мозоль... Добро бы путное что! а то... этакая гнусная рожа!.. Тьфу!
Довбня так забавно отплюнулся, что попадья и Проценко расхохотались.
- Ах, какой же вы страшный да сердитый! - воскликнула она, надеясь перевести разговор на другую тему.
- Да уж пальца в рот не кладите: зубы еще целы,- притворяясь рассерженным, пошутил Довбня.
- Неужели? - тихо спросила она, лукаво стрельнув на него глазами.
В ее голосе прозвучали шаловливые нотки, в глазах засветилась легкая улыбка, на лице заиграл румянец. Как кошечка издалека крадется к мышиной норке, так и она нежным голоском и ласковым взглядом подбиралась к мрачному Довбне, который сидел, насупившись, на стуле и крутил свой длинный рыжий ус... Это она-то да не расшевелит? Да если она захочет - и мертвый заговорит!
Довбня и в самом деле заговорил. Он так и сыпал забористыми, грубыми шутками, точно поленьями швырял во все стороны; Проценко поддерживал его, то и дело ввертывая слово в разговор, а попадья поощряла то игривым взглядом, то беззаботным смехом. В комнате сразу стало так уютно и весело! Исчезла неприятная натянутость; незаметны стали и бедность и беспорядок: и пол как будто сам собой вымылся, и стены как будто стали гладкими и белыми, и сальная свеча так ярко вдруг стала гореть!.. Шумный говор слышался в комнате. Беседа оборвалась только тогда, когда Педоря отворила дверь, чтобы внести самовар. Она, кряхтя, подняла его, поставила на стол и, окинув всех неприязненным взглядом, быстро повернулась и пошла из комнаты.
- А я все сидел и ждал... Ну, думаю, если в первый раз ногу отдавила, то теперь уж кипятком ошпарит,- проговорил вслед ей Довбня.
Раздался неудержимый хохот... Никто не услышал поэтому, как Педоря, прогнусив под нос себе: "Эк его разобрало!" - хлопнула дверью.