Гулящая

В такую погоду чуть не весь город высыпает на улицу. Дома остаются только те, кого приковала к постели тяжелая болезнь или кому недосуг, стряпать надо да убирать; а так все, у кого есть минутка свободная, спешат на улицу подышать свежим воздухом, полюбоваться ясным светом, погреться на теплом солнышке. Улицы кишмя кишат всяким народом: и стар, и млад, и тот, кто пожил уже, и тот, кто только собирается жить; и богач и бедняк, и разряженный в пух и прах и весь в заплатах - все перемешались, сбились толпой, можно сказать, сравнялись... потому что всем одинаково светит солнышко, всех одинаково обдувает легкий ветерок, всем одинаково хочется дышать, жить. Но не одинаково благосклонна к людям судьба, так где уж там им сравняться. Знайся, говорят, конь с конем, а вол с волом! Так и тут: хоть все сбились толпой, прохаживались друг возле дружки, плечом к плечу, а все-таки каждый искал себе товарища под стать: господа здоровались только с господами, купцы - с купцами, богачи - с богачами, бедняки - с бедняками. Одни только нищие кланялись всем, хоть никто не отвечал на поклоны, да ребятишки весело заговаривали со всеми, кто привлекал их внимание или чем-нибудь поражал, все равно, знакомый это был человек или незнакомый, богач или бедняк, ровня или неровня... На то они и были детьми, чтобы ни на что не обращать внимания, потому и останавливали их старшие, которые гуляли с ними.

В этом безостановочном людском потоке приезжие господа держались особняком, они прогуливались небольшими группами, тихо беседуя между собой. Им надо было о многом поговорить - дел на съезде немало, к тому же есть одно особое дело, особо важное дело, которое давно уже их тревожит, не дает им спокойно спать: дворянство осмеливаются пусть не совсем оттереть, но все же оттеснить в земстве, не дать ему заправлять земскими делами... Вон на уездных съездах больше половины гласных из серого мужичья, а в некоторых уездах только треть - подлинное столбовое дворянство, а то мужичье да верховоды из ученых юнцов, которые держат руку мужичья, называют мужика меньшим братом, сговорились между собой и делают что им угодно, облагают тяжелыми налогами, в управу выбирают своих. Есть много уездных управ, где заправляют всеми делами прежние головы да писари, а что до членов, то в каждой управе хоть один да выбран из их шатии. На что губернская управа и та выбрала в члены мясника!.. Неужели так может продолжаться? Неужели мы отборное зерно меж мякиной и сорной травой - должны смешаться с ними и потеряться в их толпе? Неужели мы не пробьемся вперед, туда, где когда-то стояли, поближе к трону? Неужели мы не спасем тех порядков в империи, которые были созданы нашими руками и умами, которые мы стойко охраняли от всякого вражеского нашествия?.. Неужели мы допустим, чтобы отечество ввергли в бездну, куда толкают его всякие выскочки-верховоды? Это будет позор для дворянской чести! Позор падет на наши головы!.. Нет, этого не должно, не может быть! Кликнем клич на всю империю, на весь свет: "На помощь! к оружию!"

Больше всего волновался губернский предводитель Лошаков. Хоть он никогда не скрывал, что сам вышел из старинного казачьего рода, что его прапрадед Лошак служил когда-то в казачьем полку бунчуковым товарищем, но теперь он не мог причислить себя к той темной и невежественной толпе, из рядов которой он вышел по воле судьбы. "Довлеет дневи злоба его",говаривал он тем молодым верховодам, которые иногда намекали на его происхождение, на то, что ему, "казачьему сыну", не пристало отрекаться от своего рода. "Я от него не отрекаюсь,- уверял он их,- я преклоняюсь перед славными делами казачества, перед стойкостью, с какой оно защищало свою веру и свой родной край. Так и следовало поступать в те времена. Но когда времена переменились, надо было и самим не отставать, идти в ногу с веком, а не топтаться на месте. Кто не идет вперед, тот пятится назад! Наше казачество так и сделало: отстаивая только свои вольности и права, оно не захотело идти в ногу с веком, не примкнуло к тому культурному направлению, к которому его вели исторические судьбы, и потому оказалось в хвосте. Ну, а перед тем, что отмерло, что должно было отмереть, я преклоняться не буду. Надо вперед идти, а не пятиться назад!"