Гулистан

Видел я одного школьного учителя в Магрибе, человека с кислым лицом и злым языком, бессердечного и бесчеловечного, жадного и невоздержанного, так что при виде его падал дух у мусульман; сердца людей наполнялись мраком и тоской, когда он читал Коран. Несколько чистых мальчиков и непорочных девочек томились в его жестоких руках, как в плену. Они не осмеливались смеяться и не решались говорить, ибо он то одному давал пощечину по серебряной щечке, то другого хлестал тростью по хрустальной ножке. Короче говоря, дошло до меня, что его подлую душу распознали, избили его и прогнали, а школу одному доброму человеку передали. Новый учитель был добродушен и благочестив, благороден, мягкосердечен и красноречив. Не говорил он слова упрека иначе, как по необходимости, и с его языка не срывалось ни одного обидного замечания. У детей исчез страх перед суровостью первого учителя. Как только они ангельский нрав второго учителя заметили, они на его ласку бесноватостью ответили. Надеясь на его мягкость и снисхождение, забыли они учение, большую часть времени проводили за игрой и ломали неисписанные грифельные дощечки друг другу об голову.

Когда наставник не довольно крут,
То дети все вверх дном перевернут.

Через две недели побывал я в этой мечети снова и увидел, что прогнали учителя второго, а первого учителя опять обласкали и посадили на прежнее место. Я искренне огорчился и воскликнул:

— О господи, зачем же этого дьявола опять сделали учителем ангелов!

Мои слова услыхал некий старец, остроумный и познавший мир. Он засмеялся и сказал:

Царь в школу сына поместил, чтоб тот вступил на правый путь,
Серебряной дощечкой царь велел ему украсить грудь.

И золотом по серебру слова начертаны сурово:
«Полезней жезл учителей, чем баловство отца родного»!

РАССКАЗ 5

Сыну одного праведного человека после смерти дядьев достались в наследство несметные богатства. Он стал распутничать и предаваться расточительству. Не осталось такого тяжелого греха, которого бы он не совершил, и такого хмельного напитка, которого бы он не пил. Однажды ради его же блага я начал его увещевать:

—О сынок, доход — это текучая вода, а жизнь — вращающееся мельничное колесо; делать большие расходы может лишь тот, у кого имеется постоянный доход.

Когда доходов ты лишен, расходов лишних избегай,
Ведь корабельщик на реке недаром весело поет:

«Коль не пополнят убыль вод дожди, идущие в горах,
То даже сам могучий Тигр иссякнет ровно через год!»

— Возьмись-ка за ум, оставь потехи, ибо, когда кончится твое богатство, ты станешь терпеть лишения и раскаиваться.

Однако юноша, прельщенный музыкой и кутежами, не внял этим советам и так возразил на мои слова:

— Противоречит суждению мудрых людей отравлять настоящий покой страхом перед грядущей бедой!

Тому, кто тонет в море наслаждений,
Зачем же мучаться, боясь лишений?

Веселым будь — зачем, ответь-ка мне,
О завтрашнем сегодня плакать дне?

Это особенно относится ко мне, когда я сижу на престоле щедрости, соединенной с великодушием, а моим благодеяниям народ без устали хвалу поет.

Кто щедростью прославлен средь народа,
Тот знает, что деньгам нужна свобода.

Коль славен ты на улице своей,
Как ты закроешь двери для людей?

Я понял, что ему все мои советы ни к чему и мое горячее дыхание не может расплавить его холодное железо. Я не стал уговаривать его, прекратил общение с ним и доверился словам мудрецов, изрекших: «Скажи то, что ты должен сказать, а если тебя не будут слушать, ты не будешь виноват!»

Ты не скупись на добрые советы,
Пусть собеседник твой — пустоголов.

Хотя твои советы не помогут
И не избавят дурня от оков,

Пусть он хотя бы разведет руками
И скажет: «Жаль, не слушал добрых слов!»

Спустя некоторое время я увидел его в бедственном положении, как и опасался. Он пришивал лоскуток к лоскуточку и хлеб собирал по кусочку. У меня защемило сердце, когда я увидел его жалкое состояние. Я не счел благородным ковырять своими укорами рану нищего человека и посыпать ее солью. Поэтому я сказал про себя: