Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Не у всех есть время, скажешь ты, да и стыдно такого труда. Но давай, славный муж, посчитаем с тобой, сколько времени теряется на игру в кости, на попойки, зрелища и шутов, и, думаю, будет стыдно, что приводят в оправдание нехватку свободного времени для такого дела, которое надо делать, оставив все прочее. Для всех занятий времени достаточно, если расходуется оно, как подобает, – по-хозяйски. Право же, краток тот день для нас, большую часть которого мы теряем. Взвесь мысленно уже то, как много времени мы отдаем ничтожным подчас делам друзей. Если невозможно для нас угодить всем, то детям, конечно, причитается первое место. Но разве избегаем мы каких-то трудностей, чтобы оставить детям значительное наследство и прекрасное устойчивое положение, а чтобы приобрести для них то, что более превосходно по сравнению со всем этим, неужели стыдно претерпеть трудности, особенно когда чувство естественной любви и благополучие тех, кто нам дороже всего, смягчит всякую тяжесть? Если бы было по-другому, разве выносили бы когда-нибудь матери столь долгие неприятности, связанные с вынашиванием и кормлением детей? Тот, кому стыдно обучать сына, слабо любит сына. Но условия обучения у древних были легче по той причине, что сведущие в науках и необразованная масса говорили на одном и том же языке[364], с той лишь разницей, что образованные говорили правильнее, изящнее, разумнее и красноречивее. Допускаю, какая большая выгода была бы для образования, если то же самое оставалось бы и сегодня. Не было недостатка в тех, кто пытался возвратиться к примеру древних, например у голландцев Кантерии[365], у испанцев королева Елизавета[366], жена Фердинанда, из чьей семьи вышли многие женщины, достойные удивления своей эрудицией, равно и благочестием. У англичан – славнейший муж Томас Мор[367], кому, хотя он и очень занят делами королевства, не стыдно быть наставником жене, дочерям и сыну, во-первых, ради благочестия, во-вторых, ради знания ими латинской и греческой литературы. Об этом, во всяком случае, следовало позаботиться в отношении тех, кого мы предназначили к обучению. Не страшно, что они не знают народного языка, его они волей-неволей выучат в общении с людьми. А если нет никого в доме, кто был бы образован[368], то сразу надо пригласить знающего человека, но проверенного в отношении нравов, равно и образованности. Глупо на своем сыне, словно на карийце[369], испытывать, образован, добродетелен ли муж, которого ты пригласил. Да будет милость к беспечному в других делах, здесь тебе надлежит быть Аргусом[370] и бодрствовать всеми глазами. В войне, говорят, нельзя ошибаться дважды, здесь недозволено ошибаться даже единожды. В свою очередь, чем раньше мальчик передается воспитателю, тем успешнее станет воспитание.

Знаю, что некоторые приводят в оправдание боязнь, как бы трудности ученья не ослабили здоровья нежного организма ребенка. На это я мог бы ответить так: даже если что-то из крепости тела убудет, этот ущерб отлично вознаградят исключительные блага души. Ведь мы не атлета формируем, а философа или руководителя государства, которому достаточно иметь благополучное здоровье, даже если он не обладает телесной силой, крепостью Милона[371]. Однако я признаю, что кое-что надо позволять этому возрасту, чтобы он становился крепче; но некоторые по глупости боятся наук для своих детей и не боятся опасности гораздо более серьезной – от неумеренной еды, от которой не менее вреда для умов маленьких, чем для тел, от разных видов яств и питья, не подходящих возрасту детей. Приводят своих детей на разные обильные застолья, иной раз затягивающиеся на большую часть ночи, переполняют их желудки острым и горячим, порой вплоть до рвоты. Стягивают и обременяют нежные тельца ради хвастовства неудобными одеждами, подобно тем, кто обезьян наряжает в человеческие одежды, и никогда не тревожатся с большей нежностью об их здоровье, чем когда начинают говорить об обучении, то есть о деле, наиболее целительном из всех и наиболее необходимом.