Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Тараки и Амин могли сколько угодно воображать себя истинными националистами, но весь их национализм был лишь отражением прошлого — трех десятилетий разговоров о «Пуштунистане», послевоенного самоопределения и провала экономического развития Афганистана. Благодаря вовлечению Кабула в холодную войну Тараки и Амин не только получили власть в персоязычном Кабуле, но заняли видное место в управляемом из Москвы довольно пестром международном левом движении. Они достигли зрелости как революционеры в эпоху, когда национальное государство — а не федерация или империя — выглядело наиболее привлекательной основой для самоопределения. Они были воспитаны на пропагандистских мифах о том, что Афганистан был или должен стать государством, в котором господствуют пуштуны. Когда Тараки и Амин говорили на пушту перед неафганской аудиторией в качестве представителей афганского государства, они демонстрировали не только свое непонимание того, как на самом деле Кабул исторически обеспечивал себе международное финансирование, но также и то, до какой степени «изолированный» Афганистан всегда был в плену у чуждых ему глобальных дискурсов.

Вскоре после разрешения затруднения с языком Амин встретился с советским премьером А. Н. Косыгиным. Как вспоминал переводчик, во время разговора Амин подчеркнул, что линия Дюранда нанесла ущерб пуштунам[587]. Однако хаос, творящийся в Пакистане, дал историческую возможность одержать победу Тараки — «великому вождю всех пуштунов». Амин заверил Косыгина, что режим Зия-уль-Хака слаб и Кабул может легко объединить пакистанских пуштунов, белуджей и сторонников свергнутого премьер-министра Бхутто, чтобы уничтожить Пакистан. Все, что для этого нужно, — это советская «финансовая поддержка, передача стрелкового оружия, минометов, средств связи, транспорта, боеприпасов». За этими заявлениями советские правители увидели красную черту — если она еще существовала. Разумеется, Исламабад и Вашингтон сразу предположили бы, что за авантюрами Кабула стоит Москва. Но могла ли Москва после тридцати лет массированной помощи Афганистану просто бросить его на произвол судьбы?

Ситуация выходила из-под контроля. В феврале 1979 года маоистские террористы похитили и убили американского посла в Афганистане. В марте в Герате вспыхнул мятеж, охвативший и местный гарнизон афганской армии. НДПА призвала Москву вмешаться, но Политбюро отказалось. Косыгин заявил: «Нельзя допускать того, чтобы дело выглядело таким образом, будто бы вы не смогли сами справиться со своими собственными проблемами и пригласили на помощь иностранные войска»[588]. Он оказался прав: афганские танки и десантники, хотя и с огромными жертвами, но вернули себе город. Как стало ясно после декабрьской встречи с Косыгиным, реальной проблемой была установка «Хальк» на воплощение идеи «Пуштунистана». Когда пакистанский белуджский активист Х. Низамани посетил Кабул, Амин прямо сказал ему, что «рано или поздно соседние пуштунские и белуджские районы Пакистана вернутся на „родину“»[589]. В публичных выступлениях Амин высказывал свои мечты об этническом пуштунском государстве, простирающемся «от Оксуса до Абасина» и «от гор Памира до пляжей Гвадара»[590]. Когда 3 марта 1979 года Политбюро ЦК НДПА издало указ, написанный только на пушту, опасения по поводу господства пуштунов приобрели самый серьезный характер. Амин заявил, что гений пуштунов сделал ленинский тезис о национальном самоопределении неуместным; стоит «Хальк» уничтожить класс феодалов — и несогласия народов разрешатся сами собой[591].

Амин знал, о чем говорил. В период с 12 апреля 1979 года по 28 ноября 1979 года в кабульской тюрьме Пули-Чархи под надуманными предлогами было убито не менее 4784 афганцев: большинству из них предъявляли обвинения в том, что они являются «ихвани» («братьями», то есть принадлежат к организации «Братья-мусульмане» Хекматияра и Раббани), но других бросили в тюрьму лишь за то, что они несли флаг с надписью «Аллах Акбар», или были бездомными, или оскорбили «великого вождя „Хальк“»[592]. Один бывший преподаватель Кабульского университета вспоминал, как всех заставляли смотреть телевизионную передачу с участием Тараки. Один из его коллег швырнул в телевизор ботинок, и политические комиссары объявили, что это изменник, которого надо казнить. Рассказчик был потрясен. Он пытался объяснить, что его товарищ всего лишь бросил ботинок в образ Тараки на экране. Однако охранники вытащили нарушителя во двор; затем послышался треск выстрелов и звук падения тела[593]. В то же время масштабы убийств НДПА показали ограничения, налагаемые государственными границами: среди жертв были уроженцы Ирана, «Пуштунистана» или «Свободной пограничной зоны», но большинство все же было гражданами Афганистана из соседних с Кабулом провинций. Несмотря на то что партия вытеснила многих афганцев с афганской территории, она руководила слабо институционализированным государством, которое с трудом проникало во внутренние районы за пределами Кабула, а тем более в «Пуштунистан».