Это – Ибрай Алтынсарин, он год назад, восьмилетним внуком бия, зачислен учеником в Оренбургскую школу для казахских детей. Но светлым умом уже во втором классе на голову выше среднего уровня выпускника этой школы-четырехлетки!
Эти слова Ибрай произнесет через 29 лет, уже в качестве Инспектора казахских школ Тургайской области, т.е. в гражданско-генеральском чине!…
К Кобзарю подходит Венгржиновский (чиновник Пограничной Комиссии, хороший знакомый Кобзаря): Тарас! Я давно тебе хотел рассказать об этом мальчике! Ибрай – подтверждение моих слов и действий: «надо искать среди казахов – светлые головы, и помогать им вести вперед свой народ!»…
Он мечтает стать первым просветителем казахов, отправить детей в казахские школы-интернаты, написать для них учебники родного и – русского языка!
Он говорил мне, что ему нравятся басни Крылова, он их хочет перевести на казахский язык, и собирается написать собственные, казахские басни…
Голос Ибрая Алтынсарина, с потолка зала, продолжил:
«Мы даны друг другу Богом, и наша задача – перенять и использовать себе во благо, то лучшее, что есть у наших народов-соседей!»
Кобзарь к Венгржиновскому:
Святые слова! Как бы из Библии и Корана – одновременно! Но ведь такое может сказать только Лидер своего народа! Да и то – века через полтора!…
Под потолком зала звучит голос X: Сколько бы ни прошло веков и лет, все Лидеры казахского народа будут называть Ибрая Алтынсарина своим Учителем!…
Кобзарь и Венгржиновский согласно – пожимают друг другу руки…
emp1
К Кобзарю подходит некто NN-3
Кобзарь: А вы – кто?
NN-3: А – неважно… Местный пиит… Из прапорщиков!… Но, свой жанр в душе – имею!… И когда, как мне рассказали, майор А. Маевский, на пирушке, подошел к Вам и прочувственно произнес:
«Богато тебя, Тарас Григорьевич, оделил бог: и поэт-то ты, и живописец, и скульптор, да еще, как оказывается, и актер… Жаль, голубчик мой, одного, – что не оделил он тебя счастьем…» – меня как варом обдало! Вот она – справедливость! Вот он, озвученный устами уважаемого человека, – Высший Суд!…
Кобзарь: А по какому поводу скажи, будь ласка, столько эмоций?…
NN-3: А мне было очень горько, когда я тому же Маевскому и читал, и – изображал свои пиесы в стихах… а он все свое талдычил: «Не – верю!»… Не верил он, что кому-то моя «галиматья» может сподобиться!…
Кобзарь (примирительно): Ну, так надо написать получше, и «все у Вас – получится!»…
NN-3 (агрессивно): Куда уж лучше?!? На мой вкус, ваши стихи – ничуть не лучше моих… Только читаете вы – громче… Но, надо же, каждый раз – срываете аплодисмент… И что они в ваших виршах находят?… Ума – не приложу…
Кобзарь (иронично): А вы приложите то место, что расположено у Вас напротив ума… И все сразу встанет на свои места, и сделается – понятным… А к зеркалу означенным местом не прислоняйтесь. Упадет еще, беда – будет…
NN-3: Так беда – моя стихия!… Это ж какое счастье – одним движением обрушить Мир… Вот вы один – что можете?!
Кобзарь: Поднять, порушенный такими как Вы, Мир может только Товарищество братьев по борьбе за великую Идею! За Счастье всех людей и народов!…
Один, даже – Подвижник, даже – Гений, может – немногое… Поднимет Мир только резонанс в душах других людей от его Дел и – Творений!…
А Вы, будь ласка, как считаете?…
NN-3 (угрожающе): А я – не считаю! Я – пишу! Черными чернилами на четвертушке бумаги, излагаю донос и – порождаю Бурю!… Как говорят южные казахи: «Маленький черный камешек, скатившись от лапки серой мышки, с вершины высокой горы, может камнепадом превратить в пыль большую белую Скалу!»…
Мудрая мысль, я, пожалуй, так сейчас и сделаю… Надоело мне быть – серой мышкой, полевою, хочу быть – пофамильно прописанным в анналах Истории!… Пора – геростратничать!…
NN-3, с иудиной улыбкой, чиркает «мягким местом» по толстой багетной раме зеркала. Зеркало, с грохотом, падает и – разлетается «в клубы пыли»… Свет на сцене медленно гаснет и начинается ее поворот.
Возгласы, чихания (в темноте): Что – это?! Зеркало упало! Как оно могло упасть – повесили час назад!?! Беда будет!!!..
emp1
Голос под потолком зала:
Закончился этот этап ссылки обыском и арестом по доносу прапорщика Исаева о хождении "рядового" в "партикулярном" платье, нарушении им запрета Государя писать и рисовать.
Шевченко отправили на допросы в каземат Орской крепости.
Кобзарь появляется на авансцене с солдатской шапкой на голове и «фонарем Диогена» в руке. Его освещает размытый свет софита сверху и – зыбкий свет фонаря, лучом которого он периодически подсвечивает в темный зал, во время диалога со зрителями.