Гурджиев и Успенский

На вопросы о правильном и ложном пути, правильном и сомнительном учителе, словно бы дразня Успенского, Гурджиев отвечал в свойственной ему парадоксальной манере: “Распознать ложный путь, не зная правильного, невозможно. А это значит, что не стоит беспокоиться по поводу того, как распознать ложный путь. Нужно думать о том, как найти правильный путь: именно об этом мы все время и говорим”[455].

По поводу рассуждений о качестве учителя и о характере его связи с эзотерическим центром – Гурджиев с самого порога отвергал способность ученика судить об этом, поскольку в большинстве своем, объяснял он, люди начинают свои поиски с того пункта, “когда им известна только одна ступень выше их уровня. И только по мере собственного развития они начинают видеть дальше и узнавать, откуда пришло то, что они знают”[456].

Человек, “принявший на себя роль учителя”, – продолжал развивать эту тему Гурджиев, – может знать путь прямо или косвенно, он может быть связан с “центром, из которого исходят создавшие магнитный центр идеи”[457] или получать их от человека, владеющего этими знаниями. Главное не в том, откуда пришло знание, а в том, чтобы идеи, с которыми работает учитель, действительно – Успенский выделил курсивом слово, которое Гурджиев выделил интонационно, – исходили от эзотерического центра и чтобы учитель умел отличать формирующие магнитный центр эзотерические идеи от просто философских и научных.

Словно ведя прямой разговор с Успенским и адресуясь непосредственно к его пока не высказанным сомнениям, Гурджиев говорил о случаях неправильного формирования магнитного центра, при которых в нем оказываются не преодоленными противоречия, или когда в него включены искаженные влияния второго рода (влияния от философии, религии, искусства) или даже первого рода (влияния от “сырого” потока жизни) под маской влияний второго рода. “Такой неправильно сформированный центр не способен дать правильной ориентации”[458], – предупреждал Гурджиев одного из самых любимых своих учеников, имея в виду его пристрастие к логическим спекуляциям. Не случайно именно Успенского просил он повторить идеи о связи магнитного центра и пути. И не случайно именно Успенский рисовал ему диаграмму, в которой рядом с истинным учителем, сознательно передающим влияния третьего рода и связанным с эзотерическим центром, как призрак, возникает “человек, обманывающий себя или других и не имеющий прямой или через посредника связи с эзотерическим центром”,[459] – тема следующего драматического этапа их отношений. Ведь не секрет, что полнотой и последовательностью раскрытия основных головокружительных концепций Гурджиева мы обязаны именно Успенскому. Здесь как нигде в другом случае наглядной оказалась мысль Гурджиева о прямой связи и взамозависимости между человеком пути и искателем – “учитель всегда соответствует ученику: чем выше ученик, тем выше оказывается учитель”[460]. И не случайно именно на московский период прошлись вся интеллектуальная нагрузка и полнота выражения идеи “четвертого пути”.

Подводя итог сказанному, можно попытаться перечислить рассмотренные различными авторами причины разрыва Успенского и Гурджиева. Это:

а) разрушительное влияние на Успенского созданной Гурджиевым атмосферы, отсутствие пространства рядом с Гурджиевым для его самостоятельной работы;

б) нежелание “загрязненного источника” – Гурджиева терпеть рядом с собой сильного человека с устойчивыми нравственными критериями;

в) неспособность Успенского подвергнуться трансформационным процессам и подняться по “лестнице” к пути;

г) разрыв был спровоцирован Гурджиевым для развития самостоятельности Успенского;

д) столкновение или сговор “двух магов”.

Наиболее убедительной причиной разрыва представляется сочетание трех первых факторов: нежелание Гурджиева видеть рядом с собой человека со строгими принципами и правилами, которые Успенский распространял также и на Гурджиева и которые неизбежно ограничивали свободу проявлений последнего; стремление Гурджиева подчинить все стороны жизни и “работы” своему единоличному контролю и отсутствие рядом с ним места для самостоятельной работы Успенского; наконец, неспособность и нежелание Успенского идти до конца по пути трансформации, который предлагал ему Гурджиев и который означал полную отдачу себя учителю. Разрыв был спровоцирован Гурджиевым, который извлек из него двойную пользу, ибо Успенский, не мешая ему, продолжал служить Гурджиеву на расстоянии. Для Успенского этот разрыв обернулся десятилетиями неуверенности, сомнений и ожиданий.

Учение, которое принес учитель