— Тогда, господа, может, нам следует принять особое постановление о наличии смягчающих обстоятельств. Ведь преступник действительно чертовски молод и лицо у него совсем не злодейское, а я бы сказал, даже доброе и симпатичное. Как вы, господа? Ваше превосходительство, вы не считаете это нужным?
— Мне кажется, князь, — сказал Никифоров, — что его высокопревосходительство и без наших постановлений постоянно проявляет достаточную мягкость.
— Я не настаиваю, господа. Однако смертная казнь — это чертовски неприятно все–таки… Ну, прошу извинения, мне пора!
Долгоруков ушел, а оставшиеся члены суда под руководством генерала принялись за составление резолюции.
В это время в судебном зале защитник выговаривал своему подзащитному за его последнее слово, за то, что, проявив глупое упрямство, подсудимый тем самым усугубил свое положение и лишил себя, может быть, единственного шанса. Он говорил раздраженно, а сам где–то внутри чувствовал даже облегчение. Он–то знал, что смертный приговор неизбежен в любом случае. И пусть Анохин воспримет теперь приговор не как бессилие защиты, а как расплату за свое упрямство.
— Ведь это не шутка, батенька! — из–за перегородки, распаляя себя все больше и больше, говорил адвокат. — Ты сам предписал себе крайнюю меру! Неужели так трудно было произнести три слова: «раскаиваюсь и прошу помилования»! Всего три слова! А ты еще зачем–то поставил под сомнение доводы защиты! На что ты рассчитываешь, на что надеешься!
Петр ни на что не рассчитывал. Он даже не думал о приговоре, так как все еще никак не мог сосредоточиться. Все, развернувшееся в этом зале, происходило настолько легко и быстро, что казалось сном или шуткой. Неужели это и есть тот грозный суд, о котором он столько думал?
Что же в нем страшного? Все так просто: «господин прокурор», «господа судьи», «господин адвокат».
— Ты понимаешь, в какое положение ты поставил и себя и меня? Я ведь объяснял тебе! Приговор военного суда подлежит лишь кассационному обжалованию. А для этого у нас нет никаких поводов, ибо суд проведен с соблюдением всех установленных законами норм…
Слова защитника доходили до Петра так глухо, как будто их разделяли не деревянные в пояс перильца, а сплошное невидимое стекло… «Установленных законами».
В последние месяцы все люди, с которыми довелось встречаться Петру, кажется, только и думали об этом — как бы соблюсти и не нарушить… Даже Самойленко–Манджаро, прежде чем предложить ему гнусную роль провокатора, обязательно ссылался на какую–то установленную законом статью, которая давала право на ведение дознания.
— У нас осталось последнее. Как только объявят резолюцию, мы подадим прошение… К счастью, я предвидел эту твою глупую выходку и заранее подготовил его…
Защитник лязгал замками портфеля, рылся в бумагах, перелистывал их, снова совал в портфель. Он явно спешил: суд мог войти с минуты на минуту.
— Учти, я не намерен уговаривать. Это не входит в мои функции… Честно скажу, я и так весьма сожалею, что взял на себя твое дело.
— Встать! Суд идет!
Пристав лихо щелкнул каблуками и распахнул двери.
Генерал и трое полковников гуськом прошли к своим местам, но не сели в кресла, а вытянулись по стойке «смирно».
— Объявляется резолюция суда! — Голос генерала звонко отдавался в пустом зале.
— «Тысяча девятьсот девятого года, ноября третьего дня, Петербургский военно–окружной суд… выслушав дело о Петрозаводском мещанине Петре Федоровиче Анохине, восемнадцати лет, признал его виновным в покушении на убийство жандарма по поводу исполнения сим последним служебных обязанностей, а потому и на основании восемнадцатой и тридцать первой статей «Положения о мерах к охранению Государственного порядка и общественного спокойствия» и 279 статьи XXII книги «Свода военных постановлений…» постановил: подсудимого Петра Федорова Анохина лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение с последствиями, указанными в 28 статье «Уложения о наказаниях»… Приговор по вступлении его в законную силу представить на предмет утверждения Помощнику Главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа».
Выждав небольшую паузу, генерал чуть тише добавил: — Приговор в окончательной форме будет объявлен тотчас же по изготовлении такового. Приглашаю к этому времени всех участвующих в деле быть. Приговор вступит в законную силу четвертого ноября. Для подачи кассационных жалоб устанавливается суточный срок с момента оглашения приговора. Заседание суда объявляется закрытым!
Часы на стене показывали ровно половину второго.
Глава одиннадцатая