Была глухая ночь. Неожиданная оттепель разлила по улицам огромные лужи, которые и обходить–то было не просто, так как они подмывали края высоких сугробов. Шли медленно, не торопясь. Читарь не умолкал ни на минуту. Вспомнил он и их последнюю встречу, в мае 1909 года. Вместе посмеялись над наивностью тогдашних суждений, и Егор вдруг сказал:
— Много мусора у тебя в голове было. Хорошо, что ты от него избавился.
Петр и сам отлично понимал это. Но в том, что Читарь счел возможным сейчас говорить об этом не только серьезно, но и назидательно, звучало что–то настораживающее.
Опять поговорили о том, о сем, а при прощании Егор спросил словно бы между делом:
— Да, а как ты, Анохин, относишься к Парфенову?
— Хорошо отношусь… А что?
— Да так… Тебя, Анохин, не удивляет, что такому человеку мы доверили самую высшую власть в губернии?
Если бы Петр ответил, что сам он никогда не задумывался над этим, он сказал бы неправду. Он думал об этом не раз, внимательно наблюдал за Валентином Михайловичем и всегда в итоге радовался, что во главе губисполкома стоит такой умный, образованный, обладающий большой выдержкой и настойчивостью человек.
Пока Анохин раздумывал, собирался с мыслями, Читарь вновь удивил его вопросом:
— Вот ты, Анохин, как живешь? Сколько комнат занимаешь?
— Да ты что, Егор Васильевич? — засмеялся Петр. — Будто не знаешь?
— Вот–вот, — вполне серьезно ответил Читарь и даже глубокомысленно поднял кверху палец. — Ты, бывший политкаторжанин, в одной комнатке с семьей и родственниками ютишься, чуть ли не на полу спишь. А он… Три комнаты имеет. Библиотека, гостиная, рояль, картины на стенах… К лицу ли это советскому руководителю, если он настоящий коммунист? А знаешь ли ты, что он даже старорежимных знакомств не порвал — с этими врачами, учителями, адвокатами? Раскланивается да за ручку здоровкается с этими кадетскими подпевалами прямо на улице…
— Может, это и хорошо, что прямо на улице, — улыбнулся Анохин. — Что ж ему теперь — нос задравши ходить, что ли?
— Ты все шутишь, Анохин. А я вот боюсь, как бы нам гнилую дулю не проглотить… Не зря в народе говорят: «сколь волка не корми…» За такими глаз да глаз нужен. Ну, это я так, к слову… Прощай! Заглядывай в Губсовет почаще, кому и активничать, как не тебе!
Эту настороженность в отношении себя чувствовал и сам Валентин Михайлович. Она ощущалась не только снизу, но и сверху.
В дни переезда Совета Народных Комиссаров в Москву в Петрозаводске была получена телеграмма, в которой Мурманский Совет извещал, что в целях защиты железной дороги от немцев он вошел в соглашение с англо–французами, и требовал беспрекословного ему подчинения со стороны всех комитетов и Советов, расположенных в полосе железной дороги от Мурманска до Званки.
Неожиданная телеграмма из Мурманска поставила Олонецкий Губсовет в трудное положение. Распорядившись о срочном созыве заседания губисполкома, Парфенов попробовал связаться с Москвой, но вызвать к прямому проводу В. И. Ленина не удалось. Не теряя времени, он попытался соединиться с Н. И. Подвойским в Петрограде. Подвойского тоже не оказалось на месте. К аппарату подошел его секретарь Лурье.
Изложив суть дела, Парфенов в самом срочном порядке попросил подтвердить — даны ли Советом Народных Комиссаров столь широкие полномочия Мурманскому Совету?
Ничего определенного секретарь Подвойского ответить не мог.
— В таком случае, — продиктовал Парфенов, — просим немедленно же снестись по этому вопросу с товарищем Лениным и ответ его передать нам, ибо от этого зависит дальнейшая наша судьба, и ответ дайте до десяти, в крайнем случае до одиннадцати часов вечера сегодня. Он будет иметь решающее значение.
— Постараюсь все сделать. Если к одиннадцати ответа не будет, то полагаю, что выход вам подскажут ваш революционный опыт и обстоятельства на месте, — закончил разговор секретарь.
До глубокой полночи сидели члены Олонецкого губисполкома, ожидая ответа и строя различные предположения о причинах его задержки.
Медлить было нельзя. На повторные запросы в Петров град комиссар штаба Петроградского военного округа Б. П. Позерн неожиданно передал: «Мурманский Совет правильно ссылается на распоряжение Троцкого». И как личное замечание Парфенову, добавил: «Прекратите паниковать».
И все же Олонецкий губисполком поступил так, как подсказывал ему «революционный опыт».
В ту ночь он принял постановление.
«Признать, что заключение Мурманским Советом соглашения с правительственными агентами англо–французов противоречит общему направлению политики рабоче–крестьянской России». «Революционный опыт» не подвел. Через некоторое время предательская роль Мурманского совдепа стала очевидна.
Но не прошло и месяца, как Парфенов был вынужден обратиться в губисполком с официальным заявлением, в котором просил разобраться с возводимым на него обвинением со стороны Б. П. Позерна в том, что он, Парфенов, якобы состоял при выборах в Учредительное собрание в списках кадетов.