12 апреля 1918 года Олонецкий губисполком рассматривал это заявление. Для большинства оно прозвучало словно гром среди ясного неба. Весь 1917 год Парфенов провел в Петрозаводске, никуда не выезжал, выборы в Учредительное собрание проходили у всех на глазах и никаких компрометирующих председателя губисполкома данных не имелось.
Заседание постановило: «Затребовать в 48 часов от т. Позерна объяснения о фактических данных».
Трудно сказать, сам ли Позерн явился источником этих слухов о Парфенове или они исходили от кого–либо из Петрозаводска?
Никаких документальных объяснений из Петрограда не последовало, но тем не менее через десять дней состоялось решение о замене Парфенова на посту председателя губисполкома более сильным товарищем.
К счастью, это совпало с желанием самого Валентина Михайловича, который давно хотел сосредоточиться на работе в губернском и городском комиссариатах народного образования.
Смену председателя левые эсеры и решили использовать для того, чтоб дать первый открытый бой петрозаводским большевикам.
22 апреля на пленарном заседании губисполкома рассматривалось много вопросов, в том числе и доклад инженера Аржанова «О южном варианте соединения Мурманской ж. д. с Архангельской и Котласской линией с продолжением ее далее на г. Пермь».
С редким единодушием и большевики и левые эсеры без долгого обсуждения принимали в тот день резолюции.
Все ждали главного.
Наконец объявлен шестой вопрос. Он сформулирован как «выборы постоянного президиума Олонецкого губисполкома».
Сразу же левые эсеры выдвигают предложение, чтобы на пост председателя были выставлены кандидатуры от обеих ведущих фракций.
Большевики предлагают не менять достигнутой в январе договоренности о распределении постов в губисполкоме, подождать до очередного губернского съезда Советов, который должен состояться через два месяца.
Левые эсеры непримиримы. Они настаивают на своем и, используя поддержку беспартийных членов исполкома, при голосований добиваются большинства. Торжествуя победу, они объявляют своего кандидата на пост председателя. Это — фельдшер П. П. Панин, исполнявший обязанности комиссара по внутренним делам.
Некоторые члены большевистской фракции находились в командировках и на заседании не присутствовали. Взвесив обстоятельства и не выставляя своего кандидата, большевики внесли предложение отложить голосование хотя бы до завтра. В противном случае, объявили они, фракция большевиков покинет заседание и снимает с себя всякую ответственность за положение дел в губернии.
Ввиду несогласия левых эсеров, так и пришлось поступить.
Недолго довелось Панину посидеть в председательском кресле. Ровно через сутки собралось второе пленарное заседание, на которое успели вернуться из командировок кое–кто из членов большевистской фракции.
Как только большевики объявили свою кандидатуру, судьба председательского места была решена. За Анохина проголосовали и беспартийные. По решению фракции Григорьев должен был рассказать поподробнее о кандидате чтоб привлечь на свою сторону беспартийных, но выступать ему почти не довелось — сразу раздались голоса: «Знаем! Слышали!»
В напряженной тишине подошел Петр Федорович к председательскому столу, за которым в дальнейшем ему пришлось сидеть в течение трех лет, медленно, с волнением произнес:
— Заседание объявляется продолженным… Переходим к выборам членов президиума исполкома.
Это была победа. Но все чувствовали, что борьба только начиналась и основная схватка еще впереди.
3
Все уже спали, когда глубокой ночью Анохин вернулся домой. Мать, не очень–то довольная его постоянными поздними возвращениями, молча зажгла лампу, подала еду и, как всегда, присела напротив.
— Ты ложись, спи, — привычно произнес он, хорошо зная, что мать и на этот раз ни за что не послушается и не отойдет от стола, пока он не поужинает.
— Ладно уж тебе…
Он хорошо понимал ее. Он даже знал, о чем она каждый раз думает, утомленно глядя на него и с трудом преодолевая дремоту. Она, наверное, ждет. Ждет, когда кончатся и эти неурочные ужины, и его полуночные приходы и вообще вся эта неустроенная жизнь. Приехал, привез семью, а сам и дома не бывает. Уходит чуть свет, а когда явится — никто и не знает… Пора бы и за ум браться, семейную жизнь налаживать — не юноша, поди, двадцать семь скоро. Дети без отца растут. Уходит — спят, приходит — опять спят. А о том, чтоб по хозяйству помочь — и думать не приходится. Хорошо, хоть Дмитрий да дядья близко — все мужские дела на их плечах.
Она, конечно, думает об этом, а сама еще и не знает, что теперь ему, может, и ночевать не всякий раз дома придется, — ведь положение губернии с каждым днем все ухудшается.
— Мать, меня ведь председателем губисполкома выбрали, — тихо сказал Петр, глядя в ее грустные глаза.
Нет, не обрадовал он ее этим, совсем не обрадовал. Она даже не удивилась, лишь покачала головой и тяжко вздохнула, будто заранее готовила себя к худому.
— Да не печалься ты, мать! Не в тюрьму же меня запирают, чего ты? Товарищи доверие оказали.
— А Парфенов что ж? Чем он не угодил вам?