А л е к с а н д р о в. Ваши родные пригласили меня защищать вас в окружном суде. Зовут меня Петром Акимовичем, по фамилии Александров.
В е р а
А л е к с а н д р о в. К сожалению, будет. Но положение наше — поскольку нет смертоубийства — сильно облегчается.
В е р а. Простите мою непонятливость. Значит, суд все-таки состоится?
А л е к с а н д р о в. 31 марта дело будет слушаться в окружном суде.
В е р а. Слава богу!
А л е к с а н д р о в. Воистину так! Ибо нам грозило разбирательство в особом присутствии, а это уж, милейшая Вера Ивановна, другой табачок… Я хотел бы вам задать ряд вопросов. Некоторые из них вам, возможно, покажутся нескромными, но поверьте, они вызваны не праздным любопытством, а необходимостью конструирования защитительной речи.
В е р а. Пожалуйста, пожалуйста. Я буду отвечать чистосердечно…
А л е к с а н д р о в. Скажите, Вера Ивановна, в каких отношениях вы состояли со студентом Боголюбовым?
В е р а. Простите, я не поняла вашего вопроса.
А л е к с а н д р о в. Хорошо. Имели ли ваши отношения с Боголюбовым, так сказать, перспективу завершиться брачным союзом?
В е р а. Я, наверное, совсем глупая. Но я действительно ничего не понимаю. О каком брачном союзе, о каких отношениях вы спрашиваете? Я не знакома с Боголюбовым.
А л е к с а н д р о в. Я предупреждал вас, что вынужден буду задавать нескромные вопросы.
В е р а. Да не знаю я Боголюбова. Ей-богу же, не знаю. В глаза никогда не видела.
А л е к с а н д р о в
В е р а. Потому что он высек Боголюбова. Об этом было в газетах.
А л е к с а н д р о в. А вам-то что до этого?!
В е р а. То есть как — что?.. А вас это не касается?
А л е к с а н д р о в
В е р а. Да с какой угодно! С нравственной, с моральной, с божеской, с человеческой!..
А л е к с а н д р о в. Стало быть, ваш выстрел не акт личной мести?
В е р а. Конечно… Это крик души.
А л е к с а н д р о в
В е р а. Почему не имея минуты? Почти полгода я ненавидела себя за то, что не могла решиться на это.
А л е к с а н д р о в
В е р а. Да никто не собирался его убивать!
А л е к с а н д р о в. Но вы же стреляли в него. Зачем?!
В е р а. Чтобы ударить в набат!
А л е к с а н д р о в. Так.
В е р а. Прикажите проводить меня назад в камеру.
А л е к с а н д р о в. Голубушка Вера Ивановна, милая моя. Я вам в отцы гожусь, мне позволительно такое обращение. Подумайте. Приняв мою интерпретацию дела, мы прежде всего сохраняем вам жизнь. А не это ли самое важное? Сохранить жизнь!.. Я понимаю, бросить себя под колесницу истории — это прекрасный и возвышенный удел немногих. Но вы еще так молоды, так вдохновенны. Вы решили посвятить себя борьбе за справедливость, и бог вам в помощь! Но для того чтобы посвятить чему-нибудь жизнь, надо иметь ее, эту жизнь… Словом здравого смысла заклинаю вас, Вера Ивановна, сохраните себя для грядущих свершений!
В е р а
А л е к с а н д р о в
В е р а. Мне так угодно.
А л е к с а н д р о в. Осмелюсь, однако, спросить, чем вызвано это решение?
В е р а. Мне не нужно сочувствие присяжных. Мне нужен гласный суд и общественное мнение!
А л е к с а н д р о в. Теперь послушайте, что я вам скажу. Государь проявил по отношению к вам редкостное великодушие. Он не захотел губить вашу юную жизнь и повелел рассматривать дело не в особом присутствии, а в суде присяжных. Клянусь, это так. Мне об этом доверительно сообщили. Тем самым он исключил из трактовки вашего поступка все политические мотивы. Отталкивать милосердно протянутую руку самодержца не только неразумно, но и неблагодарно.