Гусман де Альфараче. Часть первая

Хозяин опешил, он не мог взять в толк, о каких деньгах идет речь. Сперва он счел это шуткой, но гости стояли на своем, все важные господа в свите поддержали Кривду, и хозяин стал возмущаться и уверять, что никаких денег ему не давали. Тогда Кривда выставила свидетелей; то были ее казначей Праздность, виночерпий Лесть, спальник Порок, камер-фрейлина Подглядка и другие придворные. А чтобы Талант окончательно убедился, она велела призвать его сына Златолюбие и его жену Алчность, каковые подтвердили слова Кривды.

Видя, что дело плохо, Талант завопил во весь голос, призывая небеса в свидетели своей правоты, — ведь ему не только отказались заплатить, но еще требовали с него то, чего он не должен.

Увидела Правда, как худо приходится Таланту, — а она всегда желала ему добра, — и говорит: «Друг мой, ты прав, но это тебе не поможет; от долга отпирается сама Кривда, и, кроме меня, здесь некому за тебя заступиться, да и я всего только могу заявить свое мнение, что и делаю». Эта дерзость так рассердила Кривду, что та приказала своим слугам расплатиться с Талантом за счет Правды.

Так и поступили, а затем двинулись дальше по дорогам, творя в трактирах и на постоялых дворах обычные для таких господ бесчинства и грабя всех хозяев подряд. Известно, злодея злодей карает; всякому вору, святотатцу, подлецу и извергу приходит конец от руки ему подобного негодяя; рыба рыбешку целиком глотает.

Пришли они в поместье Клеветы, закадычной Кривдиной подруги. Хозяйка вышла навстречу в сопровождении всей местной знати и своих приближенных, в числе коих шествовали Спесь, Измена, Обман, Чревоугодие, Неблагодарность, Коварство, Упрямство, Злоба, Лень, Месть, Зависть, Обида, Скудоумие, Тщеславие, Легкомыслие, Пристрастие и многие другие домочадцы.

Клевета позвала путников в свой дом, и Кривда приняла приглашение, но с условием, чтобы им предоставили только кров, а оплату угощения она-де возьмет на себя. Клевете хотелось похвалиться своим богатством и самой попотчевать гостей, но из учтивости она не стала спорить и, поблагодарив Кривду за оказанную честь, повела всех к себе во дворец. Закупщик Угодливость и эконом Непостоянство занялись приготовлениями к пиру. Прослышав о том, окрестные жители нанесли уйму припасов. Гости брали все, не глядя на цену. А когда пир кончился и Кривда со свитой собрались в путь, с них стали требовать за покупки. Но казначей сказал, что ничего никому не должен, а эконом — что всем уплатил.

Поднялся тут шум превеликий. Вышла Кривда и сказала: «Друзья мои, чего вам надо? Рехнулись вы, что ли? Ведь за все, что вы приносили, вам платили, я сама это видела; деньги вам вручали в присутствии Правды. Пусть она подтвердит, ежели вам довольно такого свидетеля». Пошли к Правде спросить, как было дело. Она сделала вид, будто спит, но ее разбудили криками. Помня о прошлом случае, когда ей довелось пострадать за свои речи, Правда заколебалась — как быть? И вот решила она притвориться немой, дабы не расплачиваться за других, а тем паче за своих врагов. Так и осталась у нее эта привычка.

С той поры Правда нема — больно дорого ей стоили речи; кто правду правит, тот и платит. А мне Кривда и Правда представляются струной и колком в музыкальном инструменте. У струны звук нежный, мягкий и приятный, колок же скрипит, ворчит и насилу повертывается. Струна легко уступает, растягивается, пока ее не настроят, а колок едва поворачивается, когда на него нажимают и тянут его с силой. Колок — Правда, струна — Кривда. Когда Кривда нажимает на Правду и тянет ее за язык, она скрипит, ворчит, упирается, но под конец начинает поворачиваться и растягивать Кривду, пока та не лопнет, сама же Правда остается в целости.

Если бы держался я Правды, то, невзирая на все муки, обиды и огорчения, наверняка достиг бы тихой гавани. Но я предался Кривде, обману и плутовству; они свели меня с пути, да сами лопнули. Не вывезла кривая: и понесло меня от беды к недоле, что дальше, то хуже, из ямы да в пропасть.

И вот я — паж. Дай бог, чтобы на этом кончились мои беды! Но кого насильно понизят или возвысят, тот непременно стремится обратно на свое место. Меня исторгли из моего рая и низвели до положения слуги. Вскоре ты увидишь, как нерадив я был к службе. Далеко побежишь — быстро умаешься. Кого вознесут вот так, одним духом, со дна наверх, тому никак не устоять на ногах. Если не пустит дерево корней, то не будет родить и скоро засохнет. Не сумел я пустить корней на новой должности и, прослужив несколько лет, не дал добрых плодов. От пикаро до пажа — слишком большой скачок, хотя они одного поля ягоды, только одеты по-разному, и мудрено мне было бы уцелеть.