Гувернантка

— Джордж! Можно подумать, ты мечтаешь, чтобы я с ними осталась! Неужели тебе не хочется, чтобы мы наконец зажили своей жизнью?

Он пробежал кончиком пальца по ее губам, а потом оставил на них поцелуй — долгий и страстный. Она тут же растворилась в море его ласк и томительного желания; ушла в него с головой, позабыв обо всем, что ее тревожило.

— Не волнуйся, — прошептал он, скользнув рукой ей под блузку. — Время у нас еще есть.

Глава пятьдесят девятая

Зима 1947 года стала, пожалуй, самой суровой на ее памяти. Все кругом замерзло и обледенело. Движение на дорогах парализовали снегопады и наледи. Магазинчики опустели, а поставка новых товаров в таких условиях шла крайне тяжело. Однажды ночью Мэрион проснулась и обнаружила у себя на лице кровь — оказалось, она порезалась уголком простыни, заледеневшим от ее же дыхания.

Газеты пестрели снимками овец, замерзших насмерть в полях — в том числе и неподалеку от Балморала. Некоторые статьи Мэрион высылала в Южную Африку в ответ на письма принцесс, приходившие с завидной регулярностью. Послания от Лилибет были полны сочувствия к страданиям британского народа.

О своих же собственных муках она не упоминала. Но из ее спальни исчез снимок бородатого юноши — видимо, Лилибет забрала его с собой. Из Англии принцесса отбывала в подавленных чувствах. Во всех газетах напечатали снимок, на котором она стояла у корабельного борта и с тоской смотрела назад, в сторону Англии. Все думали, будто она тоскует по родине.

А от писем Маргарет, напротив, так и веяло радостью. Она писала, что в Южной Африке чудесно, а Белый поезд великолепен. Но истинной причины своего восторга не упоминала. О Питере Таунсенде в ее письмах не было ни слова.

— Может, уйти прямо сейчас, пока они в отъезде? — однажды сказала Мэрион Джорджу.

Дело было воскресным утром в пансионе Эрлс-Корта. Чтобы проникнуть туда, требовалась особая изобретательность. Мэрион даже пришлось переодеться в один из костюмов Джорджа и прикинуться его коллегой, чтобы не вызвать подозрений вездесущей миссис Бэтстоун. Это было просто до умопомрачения весело — и вместе с тем эротично. Всякий раз, когда Мэрион сбрасывала пиджак, под которым ничего больше не было. Джордж рассыпался в комплиментах и говорил, что она безумно похожа на Марлен Дитрих.

— Как-то это не по-человечески — сбегать втихаря после стольких лет службы, — заметил Джордж.

— Думаешь? — с сомнением спросила она.

Недели сменяли друг друга, отнимая у нее драгоценное время. Уволиться, пока короля и его супруги нет в стране, — этот шаг казался ей очевидным и правильным. Ее донимало беспокойство. Давнее стремление не упускать ни единой из возможностей, какие только подбрасывает судьба, пробудилось в ней с новой силой. Когда-то в прошлом она была прогрессивной девушкой, живущей в мире, который по большей части можно было назвать старомодным. А теперь она и сама стала живым пережитком феодального прошлого в дивной новой Британии.

Ветер поствоенных перемен шквалами обрушивался на страну, сметая прежнее раболепие и пиетет; смел даже Уинстона Черчилля, чьи последователи так и не смогли добиться, чтобы ему «дали закончить работу». Он оставил пост премьер-министра, а вместо него на эту должность заступил Клемент Эттли, чье лейбористское правительство тут же занялось вопросами бесплатного здравоохранения, разбором трущоб и строительством на их месте настоящих удобных домов, а главное — созданием «государства благосостояния», готового прийти на помощь самым бедным членам общества. В этом мире гувернанткам уже не было места. А может, даже и королям.

— Лучше повременить, — твердо сказал Джордж. — Уходить надо с гордо поднятой головой, в медалях и при солидной пенсии!

— В медалях? — переспросила Мэрион и удивленно посмотрела на него.

О пенсии она и не задумывалась! В конце концов, она еще молода! Что она намеревалась сделать — так это вернуться к учительской работе.

— Да-да, пускай дадут тебе орден Британской империи, присвоят титул, все честь по чести. А еще за все твои заслуги пожалуют тебе дом!

Мэрион рассмеялась:

— Ну будет тебе дурака валять!

— Я просто о тебе волнуюсь, вот и все.

Королевское семейство возвратилось на родину. Уже очень скоро вид элегантного спортивного автомобиля Филиппа, припаркованного у бокового входа во дворец, сделался для всех привычным, а вечерами Мэрион, сидя в своей спальне, часто слышала шум в гостиной Лилибет, где принцессы и Филипп обыкновенно ужинали, а потом гонялись друг за дружкой по дворцовым коридорам.

Мэрион же на такие ужины не приглашали. Но проблема была не в том, что Филипп ее недолюбливал, — он, скорее, в упор ее не замечал, что было куда хуже. Для него она была обыкновенной прислугой, не представлявшей ровным счетом никакого интереса и не имевшей в его глазах ни капли значимости. Однако его мнение мало волновало саму Мэрион. Что ее действительно тревожило — так это то, что он внушит Лилибет такое же отношение.