Гувернантка

Кутюрье, скрестив руки на груди, обвел ее внимательным взглядом.

— Ну да, теперь и сам вижу.

— Что видите?!

— Что вы — гувернантка, — склонив голову набок, отозвался он. — Одеты безвкусно. Серенькая, как мышка.

Мэрион вспыхнула от ярости: да как он смеет?!

— К вашему сведению, на жалованье от герцога особо не разгуляешься!

Хартнелл устало вскинул бровь.

— Поверьте, милая моя, я и сам прекрасно это знаю. Мне тоже платят всего ничего.

Мэрион была рассержена и возмущена до глубины души. Она всегда старалась идти в ногу с модой. Вот разве что в последнее время чуть подотстала. Давно миновали дни розовых платьев и итонских стрижек.

На соседней стене висело огромное зеркало. Она внимательно изучила свое отражение, хотя уже очень давно этого не делала. На нее смотрела высокая женщина без косметики, с волосами, убранными в пучок, чтобы не мешались. Она едва узнала собственное лицо. Фасон ее костюма, сшитого из плотного, практичного материала немаркого цвета, не показался ей таким уж старомодным — впрочем, и чересчур современным его никак нельзя было назвать. Обувь — опять же, из практических соображений, была дешевой, тяжелой и простенькой на вид. Мэрион охватил ужас. Неужели она, и сама того не заметив, превратилась в миссис Найт?!

Хартнелл возвышался у нее за спиной. Он неодобрительно посмотрел на потрепанные швы жакета и провел рукой по ткани.

— Нет, это совершенно недопустимо. Что это вообще за оттенок? То ли цвет нильской воды, то ли грязи. Сами его шили, небось?

— Нет, матушка шила, — процедила Мэрион.

В отражении она видела, как Хартнелл отпрянул от нее. В его зеленовато-карих глазах вспыхнуло сожаление.

— Прошу прощения. Кажется, я вас обидел.

— Еще как! — с осуждением подтвердила Мэрион. Пусть этого наглеца совесть помучает — он заслужил.

— Быть может, я смогу помочь. Материал-то неплохой, если честно. — Он вновь принялся ощупывать ткань, собрал ее с боков, потом снова расправил. — Талию я бы заузил, юбку немного ушил, укоротил бы подол, — перечислил он, а потом обошел Мэрион и, оценивающе посмотрев на нее спереди, поморщился. — И лацканы бы переделал. Эти слишком узкие. Да и новые пуговицы не помешают.

«Нет уж, спасибо», — так и вертелось у Мэрион на языке. Но она сдержалась. В конце концов, Хартнелл был знаменитым кутюрье, а ее наряд и вправду знавал лучшие времена. Но если он всерьез решил загладить свою вину и подлатать ее костюм, то пускай.

Он отошел еще на пару шагов и с улыбкой подбоченился.

— Милая моя, а у вас ведь прекрасная фигура. И рост отличный. Жалко такое прятать, честное слово. Когда я все сделаю, вы будете ничем не хуже моих моделей!

Она почувствовала, что в ней вновь просыпается симпатия к этому человеку.

— Кроуфи! — восторженно закричала Лилибет, высунувшись в дверной проем позади Мэрион. — Вы только посмотрите на платье моей тети, принцессы Марины!

— Как вам кажется, — вполголоса начал Хартнелл по дороге в соседнюю комнату, — бедняжка «тетя Марина» вообще представляет, что ее тут ждет?

Мэрион покосилась на кутюрье. И откуда он обо всем знает?!

— У красавца Георга ведь в жизни всякое бывало, — продолжил Хартнелл. — Но, поговаривают, он отрекся от старых грехов. Так что Кики Престон, эту «девушку с серебряным шприцем», как ее зовут в обществе, на свадьбу вряд ли пригласят. Зато там будут другие гости, и очень-очень неожиданные.

Мэрион бросила взгляд на Лилибет, весело скользящую по блестящему полу.

Комната с высоким потолком, в которую они вошли, была вся залита светом. Посредине стоял манекен, одетый в длинное платье из серебристо-белой парчи.

— Невозможная красота! — ахнув, прошептала Мэрион.

— Это вы верно заметили. Целых двенадцать футов тончайшего фамильного кружева и французского серебристого ламе[35], на которое даже дышать страшно! И все это, между прочим, выткано русскими беженцами.

— Русскими беженцами?!

— Нашли, чему удивляться. Наша Марина ведь наполовину русская. Ей хотелось, чтобы те, кому пришлось покинуть ее родной край, внесли свой вклад в создание ее наряда. Звучит красиво, конечно, вот только беднягам, которым пришлось срочно искать русских эмигрантов — да еще умеющих шить! — пришлось совсем несладко, — поведал он и, закрыв глаза, устало помотал головой и застонал, точно желая прогнать страшный кошмар.

— Но оно того стоило! Идеальное платье для королевской свадьбы!

— Сомнительная похвала, — усмехнулся Хартнелл. — В прошлый раз так говорили о свадебном наряде герцогини Йоркской, а ведь он был самым нелепым и уродливым из всех, какие только свет видывал. Мадам Хэндли-Сеймур расстрелять за такое мало.

Мэрион невольно расхохоталась над его шуткой, но тут к ним, скользя по начищенному полу, приблизилась Лилибет.

— А почему у вас руки все время уперты в бока? — поинтересовалась она у Хартнелла.

— Чтобы эти самые бока не потерять, — с усмешкой отозвался кутюрье.