— Но не обязательно было урезать госрасходы! Можно было поступить по завету Мейнарда Кейнса[7]
и укрепить экономику! А не сокращать зарплаты, обкрадывая и без того бедных людей! Разве же это социализм?!В душе у Мэрион вспыхнуло негодование. Валентин говорил так, будто сама она не имела об этом ни малейшего понятия, словно она не сталкивалась каждую неделю с живыми последствиями такой вот государственной экономии, сильнее всего ударившей по тем, кто и так не мог похвастаться богатством. «Интересно, — подумалось ей, — знает ли он вообще, какова она — жизнь бедняков, или все его разговоры о народных массах — только пустая болтовня?»
Валентин невозмутимо осушил стакан.
— Не хотите еще? Между прочим, на раз притупляет боль.
— Нет, мне пора домой, — отказалась Мэрион.
Валентин тут же вскочил.
— Я вас провожу.
— Ни в коем случае, — отрезала Мэрион, представив матушкину реакцию при виде коммуниста, насквозь пропахшего виски, да еще в синяках.
Он широко улыбнулся, точно прочитав ее мысли.
— Ну тогда дойдем до моей автобусной остановки.
— Вот уж не думала, что революционеры ездят на автобусах.
— Что поделать? Надо же как-то перемещаться.
Мэрион взвалила на плечо его сумку с газетами и взяла Валентина под руку. Он тяжело навалился на нее, а по пути то и дело горестно вздыхал и морщился от боли. Она нисколько не сомневалась, что он притворяется — пусть и самую малость.
— Лучше обнимите меня. Вот так, — сказал он и положил ее руку себе на пояс. По коже у Мэрион побежали мурашки, а руку точно огнем обожгло. В следующий миг это жаркое пламя заполыхало уже у нее в сердце. Внутри вспыхнул ослепительный свет, точно кто-то ударил по выключателю.
Они продолжили путь по темным улицам. Та самая остановка оказалась удивительно далеко.
— Мы пришли, — наконец объявил Валентин, кивнув на остановку в тени раскидистого дерева.
А потом вдруг взял и поцеловал ее. Мэрион еще ни разу никто не целовал, тем более так нежно и вместе с тем так настойчиво. Прильнув к Валентину, она ощутила, как по телу прокатилась жаркая волна. Когда они наконец оторвались друг от друга, ей показалось, что ее губы распухли, увеличившись чуть ли не вдвое. Внизу живота что-то сжалось и запылало. Она понимала, что должна оттолкнуть его, но поцелуй ей понравился, и от него это не укрылось.
Сумка звучно шлепнулась на тротуар. Валентин достал из кармана ручку, удивительно проворно опустился на корточки и написал что-то на самой верхней газете. Потом послышался треск разрываемой бумаги. А в следующий миг он вложил ей в ладонь обрывок газеты, где прямо под изображением серпа и молота значился адрес университета.
— Приходи повидаться, — сказал он, неожиданно перейдя на «ты».
Мэрион спрятала адрес в карман. Само собой, навещать Валентина она не собиралась.
Наконец подъехал автобус, и Валентин вскочил в него. Проходя мимо водителя, он что-то негромко сказал, и тот так и покатился со смеху. Автобус с ревом уехал, унося молодого человека с собой. Мелькнув в окне красной молнией, он с улыбкой помахал Мэрион.
Глава третья
Мэрион надеялась, что матушка уже спит. Но пока девушка приближалась по узенькой улочке к дому, она успела заметить полоску света между двумя занавесками на окне гостиной. Мэрион вставила ключ в замок и вошла в тесную прихожую.
— Мэрион!
Заглянув в гостиную, она увидела матушку, которая уютно устроилась с шитьем в кресле у камина; яркие лучи настольной лампы очерчивали ее фигуру. От этой столь знакомой и милой сердцу картины Мэрион захлестнула волна нежности.
— Здравствуй, мама! Прости, что опоздала.
Однако на круглом простодушном лице миссис Кроуфорд не появилась привычная улыбка. Оно было омрачено беспокойством, а во взгляде пылало возмущение.
— Ужасно опоздала! Мы не знали, что и думать!
Неприятное предчувствие мурашками пробежало по спине Мэрион.
— Мы?
— Питер заходил! Или ты забыла, что он обещал заглянуть?!
Питер! Ее приятель-старшекурсник из колледжа! Они ведь собирались вместе сходить в театр, на «Микадо»! Мэрион, простонав, опустилась в кресло напротив и закрыла лицо руками.
— Он тебя ждал до последнего, — укоризненно продолжала миссис Кроуфорд. — Но потом подумал, что ты, видимо, решила встретиться с ним прямо в театре, — и ушел.
Мэрион представила, как Питер вытягивает длинную шею в людном фойе, беспокойно высматривая ее близорукими глазами сквозь стекла очков в стальной оправе. И с губ ее сорвался стон раскаяния.
— Нет, Мэрион, в самом деле! Как тебе не стыдно так с ним обходиться? — вопросила мать. Недовольство в ее голосе сменилось гневом. — Он ведь такой милый мальчик! И так тебе предан — это уж вне всякого сомнения!
— О чем ты говоришь, мама? — отозвалась девушка. — Мы просто друзья.
Питер ей нравился, но не более того. А вот матушка горячо его любила. Серьезный, вежливый, трудолюбивый и надежный, он являл собой просто идеал зятя. Но от одной мысли о том, что придется делить с ним супружеское ложе, Мэрион передергивало.
— А Питер, по-моему, думает совсем иначе. Лучшей партии тебе вовек не найти!