Гувернантка

Через несколько дней поступило известие, что у короля осложнения на сердце. Услышав эту новость, Мэрион, в тот момент мывшая посуду после ужина, замерла и нахмурилась. Король никогда ничем серьезным не болел. Напротив, он производил впечатление человека, который будет жить и здравствовать еще долгие годы.

В этом Мэрион убедилась на обеде по случаю юбилея царствования, проходившем в Парадной зале Букингемского дворца. Посреди просторной комнаты под белоснежным потолком с позолоченными украшениями, за длинным столом, покрытым белой скатертью и уставленным серебряной посудой, располагались званые гости — представители королевских родов и высокопоставленные чины. Мэрион сидела в самом конце, так близко к военному оркестру в красных мундирах, что даже видела заголовки партитур. Музыканты играли «Уплывает наше войско»[43] — любимую военную песню короля.

По соседству с ней оказался новый личный секретарь короля — Алан Ласеллс. Раньше она его ни разу не видела. Это был высокий, стройный мужчина с прямой осанкой, аристократичными, точно высеченными из камня чертами лица и острыми темными глазами, которые смотрели из-под кустистых бровей. Волосы, зачесанные на прямой пробор, были густыми и черными, как смоль. Держался он до нелепого высокомерно, но присутствовала в нем и какая-то горячечная беспечность, которая очаровала Мэрион.

Они обсудили успех юбилея. Мэрион трудно было скрывать свое удивление, а вот Ласеллс, напротив, явно предвидел, что так оно все и получится.

— Любой общественной системе необходимо некое олицетворение Божьего всесилия, — с бесконечным пафосом заявил он. — Короли и королевы — это выходцы из мира поэзии, ведь именно благодаря им можно почувствовать связь с прошлым и будущим!

Мэрион подавила смешок. Уж кто-кто, а Георг V, по ее мнению, точно не принадлежал к миру поэзии. Да и искусства как такового. Однажды она слышала, как он заявил, что «даже если просто хлопать дверью спальни, и то получится куда более приятная мелодия, чем у Вагнера».

— Короли — точно церковные шпили, что видны за речной долиной, — продолжал тем временем Ласеллс. — Они — отражение многовековых верований!

Мэрион не ответила. Она не сводила глаз с Маргарет, сидевшей напротив и пристально смотревшей на одного из лакеев, которого это явно нервировало.

Поднос у него в руках задрожал, а когда с него на ковер упала вилка, Маргарет победоносно подскочила на своем стульчике и залилась радостным смехом.

— Маргарет! — осадила принцессу Мэрион.

На нее уставилась пара лукавых голубых глаз.

— Да, Кроуфи?

— Ты это нарочно?

— Не понимаю, о чем вы! — Девочка невинно захлопала длинными ресницами. — Это не я, это все кузен Галифакс! — Этот вымышленный персонаж частенько оказывался виноватым в проступках Маргарет.

Мэрион со вздохом повернулась к секретарю, который по-прежнему восхвалял монархию. Видно было, что это его излюбленная тема.

— Но можно объяснить данный феномен и в мирских категориях! Человек становится королем потому, что другие люди относятся к нему как поданные.

Мэрион узнала эту цитату: Валентин часто ее приводил.

— Между тем люди думают, что они — подданные, потому что он — король, — не скрывая своего торжества, добавила она.

Произнесенное далее имя так и повисло в воздухе посреди нарядной королевской залы.

— Вы знакомы с работами Карла Маркса, мисс Кроули? — Ласеллс внимательно посмотрел на Мэрион, точно впервые ее увидел.

— Кроуфорд, — поправила она и, подняв бокал, смело взглянула ему в глаза. — Как всякий образованный человек, я интересуюсь его трудами. Как-никак, коммунизм — мощная сила современного мира! — заявила она, и сердце в груди взволнованно замерло.

Говорить о таких вещах в стенах Букингемского дворца было неслыханной дерзостью, но как же от этого захватывало дух!

Черные глаза замерцали в тени густых бровей.

— Разумеется. Но здесь эта сила никогда не будет пользоваться почетом. Мы, британцы, — вольный народ, мы презираем насилие и не потерпим истерии. Поднимать кровавые восстания — удел рабов.

Мэрион отпила вина.

— Стало быть, британцы рабами никогда-никогда не будут.

— Никогда-никогда. — Его губы тронула ледяная улыбка. — Ни при каких обстоятельствах. Вы же слышали, что сказал король Фарук?

— Увы, это я, кажется, пропустила.

— К концу двадцатого века в мире останется всего пять монархий. Миром будут править червонный, бубновый, пиковый и трефовый король. И Англия. — Он поднял бокал и чокнулся с Мэрион. — За здравие короля!

— Думаете, он здоров? — спросила Мэрион, покосившись на монарха, который оглушительно требовал у дирижера, чтобы тот еще разок сыграл «Уплывает наше войско».

Ласеллс улыбнулся:

— Когда я только вступил на эту должность, меня заверили, что король пребывает в полном здравии, и еще не один год будет с нами.

Теперь же выяснялось, что Алана Ласеллса ввели в заблуждение.

«Жизнь короля медленно клонится к мирному закату», — мрачно и торжественно сообщил диктор.

Мэрион посмотрела в окно, за которым пронзительно завывала метель. В голове всколыхнулась жуткая мысль: «Если король умрет, его место займет принц Уэльский».