Стоило Мэрион только переступить порог Роял-Лодж, как она отчетливо услышала плач. Точнее сказать, леденящие душу рыдания, в которых слышалась бесконечная боль. Они эхом разносились по просторному холлу с зеленоватыми стенами. Кто это плачет? Девочки? Ужас сковал сердце Мэрион.
Она оставила свои вещи у самой двери и кинулась наверх, в детскую. В мрачном коридоре маячили две неясные, маленькие фигурки. Но никто из девочек не плакал.
— Кроуфи! — вскричала та, что повыше, и бросилась к гувернантке. — Мы так вас ждали! — Маргарет тоже подбежала следом за сестрой. Они накинулись на нее и так крепко стиснули в объятиях, что Мэрион невольно ахнула. Она со смехом прижала девочек к себе, зарываясь лицом в их шелковистые локоны и вдыхая сладковатый запах мыла и детства.
Тишину вновь пронзил горестный вопль.
— Это Аллах, — прошептала Лилибет.
— Не понимаю, чего она так распереживалась, — презрительно заметила Маргарет. — Она ведь дедушку и не знала толком!
— Сейчас вся страна скорбит о его величестве, — заметила Мэрион. — При том, что вообще мало кто хорошо его знал.
— Я вот о кролике только недавно услышала, — призналась Маргарет.
— О каком еще кролике?
Выяснилось, что однажды Георг V приобрел «половину» кролика. Этот кролик принадлежал маленьким детям — братику и сестричке. Узнав, что брат — к ужасу сестры — собрался продавать свою часть крольчонка, король выкупил ее за десять шиллингов и подарил его сестренке.
— Как это мило, правда?! — восхитилась Лилибет.
— А мне вот дедушка кролика так и не купил! — обиженно проворчала Маргарет. — Он меня вообще не любил! Только Лилибет. Она успела с ним попрощаться, а я — нет!
Лилибет поведала, как они узнали о смерти дедушки во время прогулки в саду Сандрингема. Этот рассказ был простым и бесхитростным, но Мэрион живо представились темные кусты барбариса, заснеженные рододендроны, клумбы, тоже укутанные плотной пеленой снега, бескрайние лужайки, ослепительно-белые и пустые, если не считать двух маленьких девочек, которые увлеченно приделывают к снеговику забавный нос-морковку — единственное яркое пятно на этом одноцветном, безрадостном полотне.
А потом из огромного кирпичного дома с его многочисленными фронтонами, трубами и башенками выходит высокая, мрачная фигура — это королева Мария. Она спешит к девочкам по снегу в своем длинном «эдвардианском» платье. Лилибет уводят в дом попрощаться с дедушкой.
— Ее одну, — обиженно повторила Маргарет. — А меня — нет!
— Бабушка не нарочно, — отозвалась Лилибет, которую эти слова сильно задели.
— Еще как нарочно! Она меня тоже не любит! — заявила маленькая принцесса и, приняв хмурое выражение, так хорошо знакомое всем подданным королевы, произнесла с сильным немецким акцентом: — Какая же ты маленькая, Маргарет! Когда же ты фырастешь?
Аллах наконец перестала завывать, и в Роял-Лодж воцарилась тишина.
— А мама с папой тут? — спросила Мэрион девочек.
— Уехали в Лондон. Но мама оставила вам записку.
На плотной кремовой бумаге герцогиня вывела своим знакомым, немного ленивым, петлистым почерком всего два предложения:
«Ни слова благодарности», — подумала Мэрион. А она ведь горы свернула ради того, чтобы приехать. Неужели стоило поступить иначе?
А Лилибет уже спешила рассказать ей во всех подробностях о дедушкиной спальне. Она сообщила, что там на стенах висят в рамках таблички с разными надписями, например: «Настоящий моряк может все» или: «Научи же меня покориться правилам игры».
— Какой такой игры, интересно, а, Кроуфи? — озадаченно спросила Лилибет.
— В крестики-нолики, — авторитетно заявила Маргарет. — Лучше расскажи Кроуфи про смертный одр! И про имя доктора! Оно такое смешное!
— Ах да! Сэр Фаркуар Баззард!
— Ха-ха-ха! И про надпись расскажи! Ту, что про зверя!
— «Если я призван на эту землю страдать, то пускай уподоблюсь благонравному зверю, который прячется, чтобы страдать в тишине».
— Ха-ха! Это тоже забавно. Дедушка никогда не страдал в тишине! Он вечно кричал!
Снова послышались глухие рыдания миссис Найт.
— Может, в ферму поиграем? — предложила Мэрион.
— Нам разве можно играть? — спросила девочка, устремив на нее недоверчивый взгляд.
— Само собой! Дедушка не хотел бы, чтобы вы грустили!
Уж кто-кто, а Маргарет точно не печалилась. Она беззаботно плясала неподалеку от лестницы.
— Теперь королем будет дядя Дэвид! — провозгласила она. — Эдуард Восьмой! А я отныне — племянница короля! Ура!