Люди, ощущая смутную тревогу, но так и не получив никаких разъяснений от короля, начали шпионить и подслушивать за августейшими особами. Пересекая холл дома на Пикадилли, часто можно было увидеть, как кто-нибудь из обслуги испуганно отскакивает от замочной скважины.
Опускаться до такого Мэрион не хотела. До того дня, когда ей довелось пройти мимо гостиной, в которой герцогиня пила чай с архиепископом Кентерберийским.
— Вы историю с документами слышали? Некоторые из них возвращаются с винными пятнами! — сообщил с придыханием высокий голос из гостиной.
Мэрион остановилась как вкопанная и бесшумно приблизилась к двери.
— Боже правый! — поразился архиепископ.
— Но это хотя бы значит, что он их читает, — продолжил голос под оживленный звон чашек и блюдец. — А бывает, что документы отсылают обратно без подписи! Он их, наверное, даже не просматривает!
— Какой ужас!
— Мистер Болдуин начал уже забирать важные бумаги, потому что мой деверь, видите ли, разбрасывает министерские документы по всему Форту. При этой, прошу заметить, дамочке и ее сомнительных дружках.
— О какой конфиденциальности тут может идти речь…
— В том-то и дело, что ни о какой, архиепископ! Вы ведь знаете, что Министерство иностранных дел следит за ней? Берти ужасно беспокоится!
Мэрион никогда прежде не слышала у герцогини в голосе таких ноток. Та была серьезна, опечалена и, казалось, вот-вот расплачется:
— Дэвид ничего ему не рассказывает! Он явно ему не доверяет! Поэтому мы понятия не имеем, что происходит!
— По счастью, народ понимает и того меньше. В прессу сейчас почти ничего не просачивается. Информационная блокада делает свое дело.
Услышав эти слова, Мэрион нахмурилась. Стало быть, поэтому упоминания о миссис Симпсон ни разу не появлялись в газетах?
— Да, лорд Ротермир и лорд Бивербрук пока что держат свое слово.
Мэрион прижалась спиной к стене и подняла взгляд к потолку, на котором висела люстра. Подвергать прессу цензуре — это преступление против демократии. Именно так и делалось в фашистских государствах, которые ужасали всех на Ротерхит-стрит. Этот ужас передался и Мэрион, вот только сейчас новость о цензуре ее вовсе не возмутила, хотя должна была. Теперь цензура была на другой стороне — на стороне людей, которые точно знают, что делают. Люстра над ее головой мерцала и поблескивала. А в душе сгустился зловещий восторг. Как-никак, теперь она находилась в самом центре событий!
Герцогиня вновь заговорила:
— Зато в американской прессе публикуют снимки с этого позорного нахлинского[44]
круиза, будь он неладен! Пишут, что это главная сенсация после Воскресения Христова.— Какая дерзость! — возмущенно воскликнул архиепископ, полный праведного гнева.
— А я думала, вам понравится, — заметила герцогиня, и в ее голосе на мгновение промелькнули привычные проказливые нотки, но потом она добавила, помрачнев: — Уоллис, между прочим, подала на развод. Если он состоится, Дэвид сможет жениться на ней еще до своей майской коронации.
— Ну уж на такое он ни за что не пойдет!
— Не хотите бренди, архиепископ?
— Не откажусь.
Послышался звон бокалов, а потом герцогиня продолжила:
— Все без конца твердят Берти, что дело может закончиться отречением от престола.
— Отречением? — ошарашенно переспросил собеседник, не веря своим ушам.
«Отречением?!» — пронеслось в голове у Мэрион, и коридор вокруг нее закачался.
— Еще бренди, архиепископ?
— Благодарю.
Глава тридцатая
Обстановка в Испании стремительно накалялась. Каждый вечер по радио передавали сводки событий, в которых перечислялись всё новые и новые незнакомые города с мелодичными названиями, павшие под натиском «правых». Эсмонд все-таки уехал в Испанию и теперь работал на «Рейтер»[45]
.— Он переводит сводки с баскского фронта! — с завистью поведал Валентин.
Мэрион охватила паника:
— Но ты же туда не собираешься, надеюсь?
— Я подумывал присоединиться к ополчению.
— Но… — Мэрион начала судорожно подыскивать веский контраргумент. — Ты ведь не испанец.
— И что же? Интербригады состоят из добровольцев со всего света! Из Франции, Америки, даже Германии — хочешь верь, хочешь — нет. Товарищеская взаимопомощь.
Интербригадами назывались собранные коммунистами войска, поддерживающие республику. Сердце встревоженно заколотилось у Мэрион в груди.
— Но ты ведь не умеешь воевать, — покачала она головой. — В школе ты был пацифистом.
— Да уж, военная подготовка мне бы сейчас пригодилась, — печально заметил Валентин. — Но уже слишком поздно. Да и потом, там никто толком воевать не умеет.
— Как это?!
— Интербригады состоят из гражданских. Из лавочников, университетских профессоров, официантов — кого там только нет. И обучают тебя всему прямо на месте.
Мэрион хотелось спрятать лицо в ладонях и закричать. Но вместо этого она глубоко вздохнула.
— Ты же обещал, что не поедешь.
— А ты обещала бросить свою ненаглядную Лилибет и выйти за меня замуж.
— Так и будет! Вот увидишь!