Гувернантка (СИ)

– Относительно вчерашнего убийства у меня несколько версий, Степан Егорович… – Шел одиннадцатый час вечера, за окном окончательно стемнело, а мы с Кошкиным все еще совещались в кабинете Полесова. – Первая – что застрелили все же Сорокина, скрывающегося под именем Балдинский. В этом случае нам нужно найти убийцу и понять его мотив – знал ли он, что убил Сорокина, и было ли это убийство политическим, а не банальным сведением счетов? Если знал, то, возможно, он сможет заменить нам Сорокина в дипломатических играх с Британией, а если не знал, то… задание провалено, а вся наша возня не имеет смысла.

– Но сперва нужно раскрыть убийство, а не делать скоропалительных выводов, так? – подбодрил меня Кошкин.

– Так, – согласилась я. – Тем более что есть вторая версия: что, напротив, Сорокин является убийцей Балдинского. В этом случае опять же нужно понять мотив, это поможет нам вычислить Сорокина скорее.

Кошкин вдумчиво кивнул – пока я говорила, он быстро делал пометки в своем блокноте.

– Ну а третья версия, – продолжила я, – что Сорокина нет в Москве даже близко, а Балдинского убили из-за каких-то глубоко личных дел. И знаете, Степан Егорович, я начинаю думать, что эта версия самая жизнеспособная. Балдинский играл в карты, много проигрывал, и его могли убить из-за этих долгов – только и всего.

Еще дописывая за мной, Кошкин отрицательно замотал головой:

– Нет-нет, Лидия Гавриловна, это маловероятно. Поверьте моему опыту: должников грозятся убить, пытают, могут даже покалечить – но едва ли станут убивать. До того, как вернет долг, по крайней мере.

– Возможно, вы и правы, – неожиданно согласилась я. – Тем более что мне показалось… – я немного смутилась, боясь сказать глупость, – поймите, у меня мало опыта в таких делах, и я могу ошибаться, но мне показалось, что убийство было достаточно профессиональным. Во-первых, убийца заглушил выстрел, воспользовавшись подушкой, во-вторых, выстрела было всего два – и оба очень точные – в сердце и в голову. В-третьих, мне кажется, что убийца имеет представление о стиле работы полиции, потому как предугадал обыск и спрятал револьвер в фортепиано, в гостиной – а я его случайно нашла… ладно, не случайно: я искала его долго и методично.

Кошкин уже не писал, а, прищурившись, смотрел мне в лицо:

– То есть, револьвер, из которого застрелили Балдинского, здесь, в квартире?

– Да… и, вероятно, это действительно тот самый револьвер – зачем кому-то из домочадцев прятать револьвер в фортепиано? Нужно под каким-нибудь предлогом освободить гостиную, и я покажу вам его.

– Да, разумеется! Причем нужно сделать это немедленно!

В этот момент я и сама упрекнула себя, что не сказала о револьвере сразу, но, право, когда Степан Егорович не назвал пароль, мысли мои бились несколько в ином ключе…

Мы с Кошкиным отсутствовали не более получаса и, когда вернулись в гостиную, хозяева и гости находились там же в прежнем составе. Под предлогом повторного допроса Елены Сергеевны Кошкин попросил оставить их наедине – через пару минут он отпустит ее, а я, улучив момент, должна была вернуться в гостиную. Что я и проделала. Когда я тихонько открыла дверь, то увидела, что Степан Егорович не утерпел и сам уже приоткрыл крышку фортепиано. Задумчивость, с которой он смотрел вовнутрь, меня насторожила и, подойдя ближе, я, к ужасу своему, револьвера не увидела.

– Что вы на это скажете? – Кошкин был удивительно спокоен.

У меня же внутри все клокотало от бессильной ярости – не знаю, как я в тот момент удержалась, не впав в истерику.

– Скажу, что я бездарь и провалила дело! Якимов или Курбатов оставались здесь в одиночестве, пока я была наверху?

– Я допрашивал супругов Полесовых в кабинете вместе, – помявшись, ответил Кошкин, – в это время Якимов с Курбатовым оставались в гостиной. Но кто-то из них мог и выйти, оставив другого наедине с револьвером. Если б я знал, что здесь важная улика…

– Я знала! И должна была позаботиться о ее сохранности.

– Как бы вы позаботились? – Кошкин хмыкнул и попытался меня утешить. – Патрулировали бы гостиную круглые сутки? Уверяю вас, что если бы убийца понял, что вы знаете о револьвере, вышло бы гораздо хуже. Лучше скажите, вы трогали револьвер руками?

– Да… а что не нужно было?

– Как вам сказать… Вы читали труд Гершеля «Происхождение отпечатков пальцев» ^[24]?

Я только качнула головой отрицательно – второй раз за день особы мужского пола заставляли меня почувствовать себя неучем.

– Он англичанин, был чиновником в Индии в шестидесятых годах – удостоверял договоры у бенгальского населения. Индусы неграмотны по большей части и вместо подписи обмакивали палец в чернила и прикладывали его к договору, оставляя отпечаток. Видимо, Гершель дурел на этой должности со скуки и в какой-то момент начал коллекционировать отпечатки. А позже обнаружил, что двух одинаковых просто не существует – даже у близнецов они разнятся. И с течением времени они практически не меняются, так что он вывел целую теорию о распознавании людей по следам ладоней.

– Вы хотите сказать, что следы моих рук могли остаться на револьвере?