Гувернантка (СИ)

Признаться, в тот момент я и правда испугалась, поскольку весьма смутно представляла себе, что должно происходить между мужчиной и женщиной. Однако Ильицкий, набросившийся, было, на меня со всей страстью, в последний момент словно передумал и коснулся моих губ необыкновенно нежно. И я покорно обняла его за шею, наслаждаясь этим поцелуем, как наслаждалась уже не раз. Чувствовать его руки, его близость лишь через тончайшую ткань сорочки было непривычно, но столь волнующе, что у меня захватывало дух. Хотелось поскорее освободиться и от этой детали одежды, но Ильицкий, будто и сейчас издеваясь надо мною, делал все невыносимо медленно. И все же миг, когда он коснулся уже обнаженной моей кожи губами, настал, отчего я снова вздохнула – жалобно и протяжно.

От каждого его прикосновения по телу разливалась горячая нега, а стоило ему легонько коснуться ладонью обнаженной кожи моего живота, я вздрогнула – будто горячие иглы пронзили в этот момент мое тело. Ильицкий же, увидев мою реакцию, вдруг улыбнулся несколько злорадно. Но ничего не сказал, а лишь уверенней начал спускаться по животу вниз, даря такое наслаждение, о существовании которого я и не подозревала. Губы его всецело владели моими, вводя меня почти что в безумие – хотелось, чтобы это не прекращалось никогда. Поцелуи его становились столь мощными и напористыми, что теперь точно должны были напугать меня, если бы я еще могла рассуждать здраво.

Видя, как дрожат мои собственные пальцы, я торопливо расстегивала и Женину сорочку – как хотелось бы мне набраться того же терпения, что у него, но желание видеть его обнаженные плечи с приставшим к груди золотым крестиком было сильнее меня. Женя не ухмылялся больше – взгляд его был затуманен, он неотрывно смотрел мне в глаза и безотчетно перебирал мои волосы, позволяя теперь и мне насладиться гладкостью его кожи.

Но позволял он это мне недолго, вскоре продолжив восхитительную игру, начатую раньше. Я уже не вздрагивала от каждого прикосновения, напротив, мне хотелось, чтобы он не останавливался, потому что эта нега, которая скопилась в каждой клеточке моего тела, словно собиралась в один большой шар, который полнился все больше и больше и, наконец – шар взорвался, разливая по низу живота тепло, а из груди заставлял вырываться вздохи, которые я контролировать совершенно не могла.

– Тише, тише… – услышала я Женин голос, и тут же он накрыл мои губы, не давая перебудить весь дом.

А потом он вдруг убрал руку, заставляя меня разочароваться. Впрочем, уже в следующую секунду Ильицкий снова коснулся моего бедра, отводя его в сторону, и я почувствовала как его тело, тугое и горячее, наполняет меня. Женя, приподнявшись надо мной, продолжал смотреть в глаза, а потом это тугое двинулось вглубь меня, принося боль – все же довольно ощутимую, хотя и ожидаемую.

Не дав короткому вскрику сорваться с губ, Женя снова занял мой рот. Я чувствовала, как дрожит он всем телом, как порывисто дышит, но сдерживается, не двигаясь более – он лишь целовал меня еще жарче, чем прежде. А потом я вдруг двинулась к нему сама, потому как где-то в глубине меня снова начала собираться нега, и движения эти хоть немного успокаивали жар. Я подавалась вперед хаотично, будто сама не зная, чего хочу, но Женя, очевидная поняв мои желания лучше, начал двигаться сам. Осторожно, едва-едва. Боль стала несколько сильнее, но сквозь эту боль теперь проступало сладострастие, которого не было и прежде, и я, совсем потеряв голову, прижималась к Ильицкому всем телом, желая принадлежать ему полностью, без остатка, только ему одному…

***

Ночь оказалась чудесной, славной и волшебной. Мы разговаривали с Евгением всю ночь о самых разных вещах. Я поняла за эту ночь, как жестоко ошибалась, думая, что знаю об этом мужчине все – и радовалась, что у нас впереди целая жизнь, чтобы узнать друг друга лучше.

Вот только, как и все хорошее, эта ночь очень скоро закончилась. С первым лучами солнца Ильицкий нехотя поднялся с постели, не потрудившись накинуть на себя хоть что-то, и прошел к окну. Поморщился, выглядывая во двор сквозь щель между портьерами:

– Скоро совсем рассветет…

– Ты уже уходишь? – встрепенулась я.

– Могу остаться, если хочешь, – хмыкнул он. – Но кто-то ведь должен прийти на помощь твоему Кошкину, если что.

Я ответила не сразу и неожиданно даже для себя:

– Женя, я все же поеду с тобой…

– Я сказал, ты останешься здесь – и точка! – не слушая, перебил он меня. Но тотчас несколько сбавил тон: – Я помню, что обещал давать тебе право выбора… но пускай это начнется хотя бы со следующей недели.

Примерно такого ответа и следовало ждать. Впрочем, смирилась я довольно быстро: Ильицкий теперь одевался, собирая по комнате свои вещи, а я, подперев голову рукою, за ним наблюдала.

А потом он вынул откуда-то кобуру с револьвером – чуть задержался на ней взглядом и сказал:

– Собственно, я хотел, чтобы это осталось у тебя. На всякий случай.

Я лишь фыркнула в ответ:

– Ты же знаешь, что я совершенно не умею пользоваться оружием… – Я все еще переживала свой позор на стрельбище в Березовом.