Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V

— Вот и ваша резиденция, государь, — с лёгкой иронией в голосе объявил барон Балтон, которому была поручена подготовка лагеря.

— Неплохо! — оценил Увилл.

Лагерь действительно выглядел вполне добротно. Конечно, он не выдержал бы серьёзного штурма, но окрестные леса уже сами по себе служили отличной защитой от нападений. Над воротами развивалось серебристо-бирюзовое знамя Тионитов, и вид этого реющего на ветру полотнища наполнил сердце Увилла гордостью.

Рёв приветственных голосов встретил короля Увилла, въехавшего в ворота. Со всех сторон к нему направлялись люди — здесь, похоже, уже проживало не менее полусотни человек, в основном, конечно, простые мужики, что возводили лагерь. И, кстати говоря, они весьма преуспели в своём деле. Прошло уже больше месяца с тех пор, как на этом месте началось первое строительство, и сейчас лагерь выглядел уже вполне обжитым.

— Клянусь Ассом, совсем неплохо! — воскликнул Увилл, оглядываясь. — А я-то боялся, что мне придётся зимовать в землянке! Ну-ка, покажите мне мой новый замок!

— Вон тот, государь, — барон Балтон указал на бревенчатый сруб, который был чуть больше прочих.

— Такое ощущение, что он простоял тут десяток лет! — восхищённо присвистнул Увилл.

— Полсотни лет, государь! — улыбнулся Балтон. — Правда, не здесь, а в другом месте.

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, что вон те молодцы, что сейчас топчутся поодаль, разобрали свои хаты и перетащили сюда!

— Что вы говорите? — поразился Увилл. — А ну-ка, парни, подойдите!

Заметно оробевшие колоны, стянув шапки, приблизились к Увиллу и, не дойдя несколько шагов, рухнули на колени. Это было весьма необычно и весьма примечательно, поскольку перед обычными лордами на колени, как правило, не вставали даже крепостные. Даже лорда домена положено было приветствовать глубоким почтительным поклоном. То, что эти люди приветствовали Увилла коленопреклонённо, как бы говорило о том, сколь выше прочих они его ставят.

— Полно вам, хлопцы! — нарочито простецки воскликнул Увилл. — Подымайтесь с колен, чай не лето на дворе! Коли застудите свои колени, так кто ж нам тут строить-то будет!

— Мы, батюшка-государь, и безногими справимся, если надо будет! — подымаясь с колен, проговорил всё тот же чернявый мужик, возрастом сам годившийся Увиллу в отцы.

— Ну всё же не стоит передо мной на колени падать, — с явно ложной скромностью пожурил распрямляющихся мужиков Увилл. — Я вам не бог! А сейчас перво-наперво хочу поблагодарить вас за работу, добрые люди! Лагерь вы срубили — на загляденье!

— Да чего там, — смущаясь, пожал плечами чернявый. — Были бы руки на месте, да голова… Много ль ума надобно!..

— И всё же я люблю людей, которые служат верой и правдой, а потому хочу наградить вас, добры молодцы, — отчески улыбнулся Увилл, похлопывая старшого по плечу. — К сожалению, добра я покамест не нажил, так что расплатиться по-королевски не смогу, но всё же…

И он извлёк из-за пазухи кожаный кошель, в котором было некоторое количество серебряных монет.

— Вот вам за добрую службу! — и он буквально сунул кошель в заскорузлую ладонь чернявого. — Бери-бери, не след отказываться от того, чем король одаривает! Ну а также, мужики, назначаю вас главными придворными зодчими! — под общий хохот прибавил он, и сам заливаясь смехом.

— Благодарствуем, ваше величество, — чернявый в пояс поклонился Увиллу, и остальные, которым, похоже, очень хотелось вновь бухнуться на колени, всё же решили повторить вслед за старшим.

— Однако же мне сообщили, что вы разобрали свои жилища?

— Точно так, государь, — самодовольно ухмыльнулся чернявый.

— А что ж у вас, мужички, жёны али детки имеются? — Увилл продолжал использовать простонародный сленг, как он делал, бывало, ещё во времена своей «битвы за Духовицы».

— А как же, государь! И жёны имеются, и детками Арионн Благословенный не обделил!

— Так где же тогда ваши домочадцы сейчас живут?

— Поди землянки вырыли, — пожал плечами чернявый. — Аль в хлевах…

— То есть вы обрекли своих детей на то, чтобы жить в норах, как какие-нибудь палатийцы15? — Увилл весьма натурально изобразил гнев, заставив мужиков побледнеть.

— Да они-то ведь людишки привычные, государь-батюшка… — запинаясь начал оправдываться чернявый.

— А я, стало быть, по-вашему, неженка пуще ваших жён и детей, сызмальства привыкший к хоромам? Да будет тебе известно, мил человек, что я с четырнадцати лет хожу в военные походы, где мне приходилось спать, положив голову на мешок и укрывшись плащом от дождя!

— Но государь-батюшка…

— Не перебивай! По-твоему, коль я благородных кровей, так мне для жизни нужно что-то иное, чем твоим детям? Другой хлеб, другая вода? Скажи-ка мне, неужто для тебя какой-то барин важнее собственных домочадцев? Неужто ты готов обречь их на смерть, лишь бы угодить лорду? Или так ты показываешь свою преданность мне? Но посуди сам — если ты вот так запросто предал самых дорогих и близких тебе людей, как я могу быть уверен, что следом ты не предашь и меня?