Hell to the Heavens (СИ)

— Бойня утихла, как только лезвие распотрошило сердце Люмин… — искра наконец загорается и он позволяет себе посмотреть на Альберих. — Те кого не убила её агония, более не могут существовать над звёздами, но и людьми они не станут, пока ты не согласишься на коронацию… Можно даже цветами… Венец я уничтожил, чтобы ни за что не достался ей…

Она выдыхает, опуская голову ему на плечо. Здесь ничего не осталось кроме комнатки хранителя, здесь не осталось ничего, кроме пепла и запаха смерти. Так пусть они сгинут и тогда… Тогда она уведёт Дайна на поверхность, запечатает все входы в проклятое королевство, чтобы ни одна живая душа более не попала в объятия удушающей тьмы.

— Если ты считаешь это необходимым… — спокойно скажет она, крепко обняв его за руку. — Если это поможет очистить мир раз и навсегда, то пусть так и будет, чтобы потом ничего не напоминало об этом месте в течении всей нашей бессмертной жизни…

И он улыбается, не ожидая того, что всё будет так безумно просто. Он не ожидал того, что принцесса выберет жизнь, не знал что она бесстрашно искупает руки в проклятой крови и улыбнётся, ласковым зверёнышем прильнув к его рукам.

— Я помню, ты любишь лилии… — тихо говорит он, поглаживая принцессу по голове. — Венок из них станет твоей короной.

Она соглашается, прикрывая глаза. Так странно себя чувствуя, словно оказавшись в чём-то безумно родном и тёплом. И правда, руки хранителя кажутся такими надёжными и сильными, что противостоять желанию оказаться в них кажется чем-то глупым и ненормальным.

Рыцарь вздыхает. Завтра они положат конец любым конвульсиям бездны. Слишком долго она смела творить свои бесчинства. А пока стоит поддерживать огонь до утра, чтобы ему не пришлось вытаскивать Альберих из объятий холода. Как только они покинут это место, здесь навсегда погаснут звёзды, что горели даже во время божьего гнева.

Глаз цепляется за голубую стекляшку на поясе принцессы. Он всё ещё не осмелился признаться в том, что это пустышка, которую он подбросил во время её ссоры с названным братом, что лёд — часть её естества, а не дар лживой богини. Он обязательно во всём ей признается, и даже в том, что убил случайного обладателя морозного глаза, случайно отломил от него зубчики и совсем не задумывался об этом. Просто знал, что однажды сила потребует выхода и старался держать в поле зрения принцессу, чтобы не пропустить нужный момент.

Но сейчас это кажется чем-то совершенно неважным. Сейчас у него в руках то, ради чего он терпел второго близнеца рядом, молчал, когда бездна смеялась, шепча о том, что и принцессу он не спасёт. Дайнслейф поднимает девушку на руки, опускает в постель, укрывает пледом и кладёт голову на матрас, смотря на горящее пламя. Они похоронят этого место, не оставят и шанса, ни бездне, ни снежной богине, что тянет свои длиннющие руки в тьму, что её раз и навсегда ослепит и лишит разума. Нет, Царица не прикоснётся к силе, хранящейся здесь, никто не коснётся, пока время не разрушит печати и камни, которыми они закроют печати от лишних глаз. Они справятся, лёд принцессы на драконьем хребте никогда не растает, никогда не привлечёт лишнего внимания. Остальные входы сюда давно запечатаны его силами.

— Спокойной ночи, моя принцесса… — шепчет он, отстраняясь от постели. — Спасибо, что выбрали жизнь, вечную жизнь рядом со мной…

И сядет на край, прислоняясь лбом к коленям Альберих. Прекрасная, вечная, почти что его. Он усмехается своим мыслям, проезжает щекой по бедру и ложится рядом, сжимая её руки в своих. Невольно вспыхивают звёзды перед глазами, он целует смуглые пальцы и прислоняется к ним лбом. Впервые сон становится таким приятным и странным, впервые он не заканчивается кровавыми реками, ему так спокойно…

Просыпаться от тихо голоса, от осторожного шевеления около него. Глаза распахиваются, заставляя его подняться на локти, тут же прийти в себя и выдохнуть, слыша тихое приветствие. Пора уходить. Тёплая ото сна рука оказывается в его ладони, девушка возвращает ему плащ и встаёт на ноги. Пора предать это место заслуженному забвению.

***

На хребте всегда было холодно. Лёд из рук Кэйи разрастается, вокруг печати, закрывая её от лишних глаз. А потом тихо смеётся, бросая в снег пустышку. Она смеётся, подходя к Дайнслейфу, касается его руки и прижимает её в своей груди, смотря безумно ласково и так же предано.

— Вряд ли Мондштадт будет скорбеть обо мне… Но я очень хочу, чтобы они нашли его… — она прижимается к его груди, не боясь замёрзнуть. — Например малышка Кли, о, тогда они точно поверят в то что я в самых тёмных глубинах бездны, что искать меня бессмысленно… Мне так жаль…

И Рыцарь кивнёт, сходя с протоптанного пути. Слышатся мелкие шажки, невинный смех и вздрогнув, и Дайнслейф прижимает её к скале, скрывая от чужих глаз. И её руки плавно ложатся на его плечи, она улыбается, шепча ему на ухо: «Смотри».