Hell to the Heavens (СИ)

Дайнслейф опускается перед ней на колени снова и снова. Смотрит в открытый, затянутый синевой тёмного неба глаз, и сдаётся, стоит её руке лечь ему на макушку. Хранитель помнит, именно ей он присягал на верность, но не смел и мечтать о том, что она сама притянет его к себе, скуёт по рукам и ногам ласковой улыбкой и лишит любой волей мягким прикосновением к скуле.

Несколько невинных касаний и рыцарь забывает о своей клятве, лбом прижимаясь к коленям принцессы. Ему нельзя привязываться к подопечным, нельзя чувствовать что-либо кроме ответственности, но как тут устоять, когда его проклятие вечной юности и бессмертия готовы разделить совершенно безвозмездно? Точнее… Так кажется только Кэйе, что считает его достойным каждой эмоции, что смотрит на него не так наивно как когда-то давно, но с прежним восхищением, с прежней привязанностью и верой.

Хранитель ветви, на мгновение чувствует себя глупым. Нет, он не откажется от милости его принцессы, тем более, когда она сама предлагает ему встать подле неё, когда сама ласково гладит его по щекам, тихо-тихо прося посмотреть на неё.

Альберих не считает себя принцессой, но не переубеждает в этом Дайнслейфа, проводя присаживаясь на корточки и оставляя невинное касание на чужом лбу. Она не понимает почему её чувства считают платой за бессмертие, когда это величайшее проклятие, не понимает почему её сначала отговаривали, а потом так легко сдались, утаскивая в самые глубокие недра бездны.

Кэйа смотрит слишком спокойно, Кэйа улыбается, осторожно прижимая чужую голову к своему плечу. Дайн такой странный, так удивлённо принимает её ласку, словно это что-то сомнительное, словно он не достоин её, словно боится, что всё это исчезнет… Но ведь…

Он же не зря её сюда притащил, посреди сражения из толпы в портал уводя. Не зря, он умолял её выслушать и понять… Не зря давал ей выбор между смертью и вечной жизнью. Она знала, она всё знала… И ответ свой дала без каких-либо сожалений, позволяя ему без сожалений принести в жертву близнеца.

Кейа смеётся, она самолично проводила казнь над запуганной Люмин. Смеётся, вспоминая о том, как мерзки на ощупь чужие глаза, как противен задушенный вскрик, в последний раз хватающийся за надежду о том, что Альберих передумает, и сама бросится на остриё меча, передумает, выбрав конец, вместо мучительного существования… Но вместо этого чувствует металл между рёбер, чувствует как её смех становится громче, как эхом раздаются шаги хранителя, слышит как тот падает перед ней на колено, шепча о том, как рад её возвращению.

Люмин испускает дух, как только проклятое бездной сердце превращается в растерзанное мясо, выброшенное из грудной клетки. И правда, теперь она понимает почему её братец постоянно полагался на потенциального предателя.

А сейчас она сидит перед ним, прижимает к себе, не позволяя и думать о том, что что-то было сделано не так, касается его плеч, разгоняя остатки сомнений, открывает проклятый глаз, полностью доверяя рыцарю.

Дайнслейф едва находит в себе силы, чтобы поднять на неё глаза и вспоминает что Кэйа всё ещё считает себя капитаном города над землёй, а не принцессой павшего королевства. Зажмуривается, понимая что допустил ошибку, позволив увести её в мир под звёздами, но всё-таки обнимает в ответ, прильнув к её груди.

Руки принцессы непозволительно ласковы, непозволительно тёплые и чувствуются такими родными, что ему кажутся глупыми попытки не дарить ей бессмертия. Рядом с ней это перестанет быть до безумия тяжёлым бременем. Осторожный взгляд на звёзды перчаток. О, вестники не забывали напоминать ей о том, кто она такая, и сейчас он безумно счастлив тому, что успел раньше ордена бездны, успел раньше, чем чёрный огонь обволок юное сердце, пустышкой отбрасывая тело Люмин.

Бедное, наивное дитя, оказавшееся у зла на поводу. Её ждала смерть, что бы она ни выбрала, либо от клинка законной принцессы, либо от подлости бездны, что ждала прихода подходящего сосуда. Но сейчас Кэйа рядом, смотрит безумно ласково, прикасается к нему, не позволяя отпустить. Дайн вздрагивает, трётся щекой о плечо, подобно брошенному котёнку, что наконец-то пригрелся.

Её улыбка слепит, лишает каких-либо сил, заставляет закрыть глаза, и прижаться к чужому теплу. Кэйа здесь, гладит его, словно промокшего котёнка, целует в висок, давая понять что не исчезнет. И хранитель ветви вздрагивает, резко распахивая глаза, склоняет голову на бок, на колени вставая и прижимая ту к себе крепко-накрепко, пряча лицо в её груди.

— Вы разделите со мной свою бессмертную жизнь, ваше величество? — тихо спросит он, отстранившись от неё.

Она добродушно засмеётся, и заглянет в глаза рыцаря. Он такой странный и кажется безумно несчастным, почти надломленным. И кажется ей, что своими руками она вылечит хранителя ветви, кажется, что её сил хватит на исцеление, кажется, что хватит терпения…