HiM

Ж е н щ и н а. Он бог и царь. А боги не спят.

М у ж ч и н а. А Постум спит… значит, он не бог.

Ж е н щ и н а (смеется). Помнишь, как мы гадали, кем он окажется, наш Постум? Мужчиной или женщиной? Будет ли у него брюшко или лысина? Или дешевая косметика… или резкий голос… или неприятное лицо…

М у ж ч и н а. Это ты гадал. Меня это ни капельки не волновало. Какая разница? Окажись он хоть зеленым щеночком Псов-альфа-Центавра! Кого здесь волнует его оболочка? Тебя? Меня? Программера?

Ж е н щ и н а. Да, ты права. И все же, когда он позвонил в дверь, и Программер пошел открывать… ты же знаешь, сколько времени у него занимает открыть все эти замки и щеколды… а тут мне и вовсе показалось, что прошла целая вечность. Сердце колотилось так, что заглушало все звуки. Я даже не расслышал, что Постум сказал, войдя в комнату.

М у ж ч и н а. Ничего. Он сразу побежал ко мне обниматься и интересоваться здоровьем. Отчего-то о здоровье принято спрашивать именно тех, у кого его нет. Глупость, если вдуматься.

Ж е н щ и н а. Вот только как он тебя узнал? Он ведь не колебался ни секунды. В комнате нас было трое, а побежал он сразу к тебе.

М у ж ч и н а. А может, и наоборот.

Ж е н щ и н а. Что наоборот?

М у ж ч и н а. Не глупость. Может, спрашивают вовсе не о здоровье, а о том, когда же ты наконец помрешь и перестанешь досаждать здоровым.

Ж е н щ и н а. Довольно, Трай, хватит. Стоит мне заговорить о том моменте, как ты тут же меняешь тему. Он ведь действительно узнал тебя. Откуда? Вы что, уже встречались?

Пауза

М у ж ч и н а (неохотно). Господи, как ты мне надоел с этой твоей ревностью… Ну, встречались. Так что? Что в этом такого?

Ж е н щ и н а. Я так и знал. Почему ты мне сразу не сказала? Зачем было скрывать?

М у ж ч и н а. Зачем? Затем, что я прекрасно себе представляла, как ты замучаешь меня дальнейшими расспросами. Ты ведь замучаешь, правда? Уже начал мучить… мало тебе моих страданий…

Ж е н щ и н а. А ты чего ждала? Кому понравится, когда у него за спиной плетут интриги. И кто плетет? Самые близкие люди!

М у ж ч и н а. Господи, как я устала…

Ж е н щ и н а. А вот не скрывала бы! От интриг устаешь, от интриг. Я знал. Я знал.

М у ж ч и н а. Что ты такого знал… Господи… я и сама ничего не знала. Только потом вспомнила, когда уже Программер в него вцепился. Мы знакомы по больнице. Постум там работает. Отсюда и ампулы, которые он привез.

Ж е н щ и н а. Ага. Значит, вы знакомы по онкологическому отделению?

М у ж ч и н а. Нет, еще раньше. (после паузы – неохотно, но постепенно воодушевляясь) Я говорил, что моя жена умерла при родах. Это… в общем… это… не совсем так.

Ж е н щ и н а. То есть она жива? Час от часу не легче!

М у ж ч и н а (игнорируя ее слова). Роды как раз прошли нормально. Она отдыхала, я сидел рядом, и мы гадали, почему не приносят ребенка – кормить. Его почти сразу же утащили куда-то… мы ничего не знали, просто радовались. А потом пришел врач с очень деловым выражением лица. Тогда я еще не знал, что самые ужасные новости они сообщают именно так – по-деловому. Спустя два года мне точно так же рассказали о метастазах, и о том, что я приговорен.

Ж е н щ и н а. Глупости. Ты не умрешь.

М у ж ч и н а. Он сел напротив, хлопнул себя по коленям и сказал: «У меня плохие новости. Ваш мальчик родился с тяжелым поражением головного мозга. Сейчас он подключен к аппарату искусственного дыхания, и, скорее всего, никогда не сможет дышать самостоятельно». Потом он замолчал и посмотрел на нас, словно ожидая какого-то вопроса – видимо, всегда задаваемого в таких ситуациях. Но мы… откуда нам было знать, что спрашивают в таких ситуациях? Мы в жизни еще не бывали в таких… (пауза).

Ж е н щ и н а. …ситуациях.

М у ж ч и н а. А он всё смотрел, всё ждал и при этом поглядывал на стенные часы, и от этого мы чувствовали себя неловко. В этом весь фокус: тебе сообщают о катастрофе, о жутком несчастье, о крушении жизни - а ты… ты испытываешь неловкость от того, что задерживаешь очень занятого и серьезного человека. И тогда я спросил: «Что же теперь будет?», и врач тут же кивнул – как выяснилось, именно этого вопроса он и ожидал. «Ваш ребенок на всю жизнь останется овощем, - сказал он. – И когда я говорю «на всю жизнь», то имею в виду отнюдь не годы и даже не месяцы. В таких случаях мы рекомендуем отключить новорожденного от аппарата искусственного дыхания. Но окончательное решение должны принять вы». Потом врач вздохнул, снова хлопнул себя по коленям и встал. И тут же сестра сунула мне планшет с бумагой и ручку. И я взял. Я взял…

Ж е н щ и н а. Успокойся, пожалуйста. Это пройдет.