— Томас? — Шепчу, но парень даже не реагирует. Он продолжает стоять спиной ко мне, смотря перед собой. Подносит бутылку к губам, отпивая, и тревога в груди растет, горит, вызывая тошноту. С опаской оглядываюсь по сторонам, подходя ближе, но не впритык к спине парня, стою у железной перегородки сбоку, на расстоянии не меньше метра, боясь спровоцировать Томаса к действию.
— Том, — повторяю, с ужасом слыша страх в собственном голосе, который дрожит, звуча слабо. — Томас, что ты делаешь? — Добиваюсь ответа, но боюсь давить на русого парня, который выглядит хуже, чем когда-либо. Его кожа лица бледна, усыпана ссадинами и синяками, но самое страшное — это взгляд. Этот безжизненный, обреченный взгляд в никуда. Совершенно пустой. Томас Сангстер окончательно выжат, морально истощен. Аккуратно протягиваю руку, желая достучаться до него через прикосновения, но Томас делает шаг в сторону, от меня, сильно качнувшись, заставив меня вскрикнуть и вжаться пальцами в ледяную перегородку, будто это я нахожусь по ту сторону. Ветер гудит, воет в ушах, треплет волосы, путая локоны, а на кожу ладони падает одинокая дождевая капля. Поднимаю глаза на Томаса, с надеждой смотрю на него, умоляя:
— Давай вернемся в школу, — не нахожу лучших слов, ведь понятия не имею, что делать в такой ситуации. — Томас, пожалуйста, поговори со мной, — слышу боль в своем же голосе. — Посмотри на меня.
Сангстер хмурит брови, вновь отпивая из бутылки, так и не поворачивает голову, поэтому продолжаю:
— Прости, что задержалась. Давай поговорим, — он должен открыться, должен довериться мне, должен избавиться от накопившегося внутри дерьма, ведь всё это привело его сюда. Довело до края. Ему тяжело нести всё одному.
— Томас, поговори со мной, — ему обязательно станет легче. Только дай мне понять тебя, Том. — Я, — нет, — мы с Диланом сможем помочь тебе, — всматриваюсь в профиль уже морально мертвого парня, который внезапно хрипло шепчет:
— Устал, — тихо. Без сил. Он явно не спал несколько дней. Мы, конечно, замечали, что с ним что-то не так, но парень умело скрывал всю глубину и масштаб проблемы. Томас умеет лгать с улыбкой. Умеет терпеть тяжесть. Как давно он чувствует себя подавленно? Парень постоянно говорил то обо мне, то о Дилане, но никогда о себе. Я даже предположить не могу, что творится у него в душе.
— Ничего, отоспишься, — черт возьми, что за чушь я несу?! Ясно же, что он не имеет в виду физическую утомленность!
— Томас, идем со мной, — протягиваю руку, глядя в его опьяненные болью глаза, которую подпитывает алкоголь. Парень, наконец, поворачивает голову, но взгляд на меня не поднимает:
— А, может, ты пойдешь со мной? — по спине бежит холодок. С замиранием сердца смотрю на ладонь, которую Томас протягивает мне. В глотке застревает испуг, но понимаю, что неважно, что парень скажет. Я должна держать его руку. Мои пальцы дрожат, предают, демонстрируя всё мое смятение. Я сжимаю ладонь Сангстера, который молча ждет, поэтому стискиваю зубы, борясь с пожирающим мои внутренности страхом, и держусь за перила, перелезая на другую сторону. Осторожно, боясь соскользнуть с края. Постоянно оглядываюсь, ожидая, что кто-нибудь придет на помощь. Джизи наверняка помчалась за учителем, а Дилан, должно быть, уже недалеко от школы. Мне просто нужно протянуть время.
***
— Что-то случилось? — вопрос прилетает Джизи в лоб, как только она переступает порог переполненного кабинета. Девушка чувствует, как «миллионы» глаз обращаются в её сторону, разглядывают, изучают, и рыжая не должна показать им свою слабость. Она не может «бороться» со стадом, поэтому является его частью. Частью людей, носящих одну и ту же маску. Однородных, одинаковых, идентичных.
— Нет, — натягивает на лицо улыбку, проходя к своему месту.
***
Испуганно смотрю вниз, на асфальтированную дорожку, деревья, что отсюда кажутся не такими высокими, глубокий бассейн. Чувствую, как тянущая боль между ног усиливается, поэтому поднимаю голову, вдохнув поглубже, и смотрю на Томаса, сжимая его ледяную ладонь своими потными пальцами:
— Том…
— Хочешь пойти со мной? — Его глаза. В них скопились слезы, но парень не плачет. Он просто не может позволить себе такой роскоши, но и сдержать соленую горячую жидкость не под силу. Не отвожу взгляда, качая головой:
— Томас, пойдем домой, — прошу, не замечая, как морщусь от навалившихся разом эмоций. — Пожалуйста, идем, — тяну парня к себе, ближе к перилам, ведь сама держусь второй рукой за них, как за последнюю возможность на спасение, в то время как Томас даже не опирается на них спиной, вовсе покачиваясь с пятки на носок на краю здания. Крепче сжимаю его ладонь, а вот парень вовсе не старается держать меня. Он медленно моргает, смотря вниз, и сжимает челюсти:
— Ты же сама понимаешь, — его язык заплетается, так что разбираю слова с особым трудом, если ещё учесть, что Томас шепчет, а вокруг стоит городской гул и природный шум. — Ты ведь знаешь, что это — единственное решение.