Hold Me (СИ)

— Чем ты себя режешь? — Дилан задает вопросы прямо, не стараясь как-то завуалировать его. В лоб. Без колебаний, поэтому хмурюсь, но головы так и не поднимаю, только вот сильнее прижимаю ладони к низу живота, ощутив, как острие кухонного ножа впивается мне в кожу. Я не успела спрятать его, ведь парень вошел без стука, поэтому пришлось сделать вид, что я поправляю одежду.

ОʼБрайен быстро бросает взгляд на мою шею, прикусив внутреннюю сторону щеки:

— Зачем душишь себя? — молчу в ответ. — А ожоги? Это ведь, — роется в кармане, вынув зажигалку моего отца, которую я выкрала у него, надеясь, что тот прекратит курить. Дилан поднимает и вертит пальцами зажигалку, поэтому смотрю на неё исподлобья, с какой-то печалью в голосе произнося:

— Мой отец делал так.

— Что делал? — парень не высказывает удивления на лице, но это слышно в голосе, ведь ему удалось вытянуть из меня хоть какие-то слова. Я ерзаю на неудобном стуле, отвожу взгляд в сторону и пытаюсь сообразить, как бы корректнее изъяснить свои мысли, ведь людям с трудом удается понимать меня. Именно поэтому чаще всего я остаюсь молчаливой.

— Когда моему отцу плохо, он, — поднимаю обе ладони, чувствуя, какое слабое у меня тело, но пытаюсь жестикулировать. — Он подносит огонь, и ему хорошо… — замолкаю, обессиленно опустив руки. Вот. Опять не вышло понятно объяснить свои мысли. Нормально, чтобы кто-то понял меня, поэтому не удивляюсь молчанию со стороны Дилана, который убирает зажигалку, видя, что я слежу за его движениями, чтобы выяснить в какой карман он её сунул:

— Твой отец вредил себе? — отвлекает вопросом. Поднимаю глаза на парня, но долго не выдерживаю, поэтому вновь опускаю лицо, сильнее прижимая руки к животу, чтобы принести себе намного больше боли, когда лезвие вдавливается в кожу, но недостаточно сильно, чтобы оно вошло внутрь.

— Да, он вредит, но, — моргаю, шепча. — Не думаю, что он делает это осмысленно.

— А ты? — Дилан не отвлекается на котенка, который валяется перед ним на столе, пытаясь добиться внимания. Парень уставился на меня, с каким-то смятением щурится:

— Ты осмысленно это делаешь?

Поднимаю голову, взгляд, смотрю на парня, который молча ждет ответа, и внутри меня начинается противостояние. С одной стороны, это моя тайна. Это мой секрет, моя жизнь. Но с другой — быть может, правда оттолкнет его?

— Мне, — мои губы дрожат в слабой улыбке, которую мне не удается убрать с лица, хотя она здесь совершенно неуместна. — Мне это нравится, — не свожу глаз, следя за выражением лица Дилана. Жду его реакции, но та не следует. Он лишь сильнее хмурится, больше ничего не выдавая, так что чувствую, как мои глаза начинают гореть от вновь скапливающихся слез. Роняю смешок, нервный:

— Мне это необходимо, — я не думаю лгать. Говорю правду, чтобы парень наконец понял, что я такое.

— В этом вся я, — моргаю, нажимая ножом на живот, чтобы заглушить внутреннюю боль, что терзает меня в груди. Дилан опускает взгляд на мои руки, замечая, что я постоянно дергаю ими, будто у меня нервный тик, и вновь смотрит мне в глаза:

— Что у тебя там?

— Ни-ничего, — качаю головой, а моя улыбка становится шире.

— Отдай, — парень протягивает руку, и невольно вонзаю дергаю нож, острием проходясь по коже живота, поэтому открываю рот, борясь с дрожью от приятных ощущений. — Эмили, — Дилан смотрит в глаза, уничтожая меня. — Отдай мне, — видит, что я не поддаюсь, поэтому пытается отвлечь вопросами, а сам привстает, продолжая тянутся ко мне рукой. — Твой отец вредил тебе? — следит за тем, чтобы я не нажимала ножом на живот. Я не моргаю, смотря на него, но всё так же улыбаюсь:

— Нет, — качаю головой. — Он любил меня, — эти слова такие приторные. Будто сладкая, едкая ложь, в которую я так искренне верю. Дилан сглатывает, касаясь своей ладонью моего запястья:

— Он бил тебя? — с каждым его вопросом мое сознание становится туманнее, словно парень набрасывает на меня дымку из сомнений. Я действительно сомневаюсь в своих же словах:

— Нет, — смотрю в ответ, слабо шевеля губами. — Он — хороший человек, — голос звучит так, будто я сама хочу себя убедить в сказанном. ОʼБрайен проникает пальцами под ткань моей кофты, нащупав острый предмет, и я ему не мешаю, ведь сейчас сражаюсь с собой, доказывая правоту своих слов:

— Он, правда, был хороший, он, — запинаюсь, опуская взгляд в стол, и сильнее сжимаю пальцами остриё. Дилан одной рукой берет нож, а другой разжимает мои пальцы, разглядывая красные подтеки на них, и кладет оружие на стол, подальше от меня, а сам собирается поправить мою кофту, ведь я всё ещё не здесь:

— Он был хорошим, — шепчу без улыбки.