Homo Homini

Калейдоскопы
Твоих глаз
Бередят мандариновую траву
На берегах Ганга;
И пироскафы
Смотрят на нас,
Ищут лаз
Степлер и скобы
Там, где больше шума и гама.

В твоей артерии кровь и алкоголь с глицерином.

Вода – только микстура против
Поверхностного атеизма, ведь глянь – цари в нём
Сажают на противень.

Но это пройдёт, несмотря, что под

Прахом Джорджа вырос табак,
Коровы пожрали лотосы, пот
Градом. Пройдёт, так как

Хотя пироскафы

Смотрят на нас,
Ищут лаз
Степлер и скобы
Там, где больше шума и гама;
Калейдоскопы
Твоих глаз
Бередят мандариновую траву
На берегах Ганга.

Харе весна. Харе осень, зима и лето.

Ом мани падме хум.
Я никогда не познаю и не перелюблю это.
Устья сообщены от мантры к стиху,

И никто не спросит – кто автор,

Не ужаснётся – где ватты.
Энергия и я
                        идём по воде, как восьмой аватар,
Сидим в лотосе, как девятый.

Adagio

Стол под открытым небом, как парафин под барием.
На полках сплошные Белинские, Тэны, Ревзины.
Двадцать томов Толстого осаждены гербарием,
Семьдесят остальных – попросту не разрезаны.

В отдалённом минувшем обыск, СИЗО и прения,

Полотна Дали вместо окон.
Остались спереди
Лишь кресло-качалка да Нобелевская премия –
Вступление fower power в дни prosperity.

Забудутся соревнования в остроумии

И в покер да бридж.
Перестанут казаться странными
Расхождения дзэн-буддизма и астрономии
При одинаковом небе над всеми странами.

В одиночестве, что безвкусней ноябрьской рани, и

Журчащем в усталых ушах, как вода в сифоне – и
Перемена Евтерпы, Талии и Урании
Неожиданней, чем ададжо в конце симфонии.

Лакшми и Будетлянин

Наши зрачки заблудились в тиши водных лилий –
Я иду по воде чудесных планет,
А ты у нас по
Тростникам в грозовой кабинет.
Мы пили эту чистую воду, которую нам налили –
И я даже на спор
Не поспорю, что меня нет…

Я шагаю по пристани –

На мне взгляды пьяных прохожих
И чужой больничный халат,
Пожар в груди и мороз по коже.
Я укрыл мои тексты в хрустальные простыни;
Может, это звучат Тирн Рам и Тирн Хлад,
А может…

And you`re listening quite queer noises,

И в твоих веках тонет иней,
А снежок укутал ноздри.
Ты не хочешь петь, да и не
Вспомнишь вдруг ни одного из
Моих слов, уснувших возле
Ручья в твоей долине…

А ты уводишь меня

Всё дальше вверх, дальше вглубь,
В Петербург чёрно-белый,
В Ленинградскую мглу, в
Мозольную влагу на пальцах менял,
К Жаклин и Пикассо, к Шагалу и Белле,
В допитый битлами клуб…

Там горят поезда,

Срываясь с уставших петель,
Словно капля дождя сквозь трубу – из туч в печь,
А проводница исправно уносит постель.
Семирамиды попрятались по садам.
…И нам двоим Александр Сергеич
Наизусть читает «Метель»…