Homo Homini

Бирюза и настойка пиона – Земля,
Торф и жжёная умбра – Небо,
Часовые на линии горизонта –
Пепел и розовая пастель.
Облака суть не более чем симиляр
Кип бумаг и сугробов снега –
Если Бог есть Любовь, а жизнь – это сон, то
Облако выглядит как постель.

Диоскуры – Луна и Земля, гора с

Рекой – Пилат и Афраний,
Под увядшей звездой и под каждым камнем
Прячутся Нестор и Карамзин;
Кто из вас тут до завтра дожить горазд? –
Молчи, не звука охране! –
Если туча пройдёт, мы ко сну не канем –
Лужи окрасятся в кармазин.

Марганцовая дымка до снежных вершин,

А теллуровый снег до самых
Требников на перекрёстках мандалы
И пустопорожних Ковшей…
Но когда вам приснится – режим несвержим, -
Просыпайтесь в своих дацанах:
Друзьям Даниила ставят мангалы,
Берег Леты полн камышей.

Ржавчина скоро покроет листы дерев

И цилиндр потеснит котелок в моторе…
Правду – игле и ногтю, стихи – куплетам,
Раздари друзьям наших слуг;
Во избежание казусов протерев
Подоконник с выходом на крематорий,
Укрываясь от мира верблюжьим пледом,
Читай мне Булгакова вслух.

Времена года

В окно глядела вьюга-Гжель. Заснеженный асфальт
Ловил белёсых блох и вшей. – «Осаль меня, осаль!» –
Венера выла в темноту дворецкому Творца.
Я наблюдал их tea-for-two с холодного крыльца.

Собачий хлад себе возьми крысиныя возни,

А мне оставь цветные сны весёлыя весны.
Кряхтит на кочке коростель, нацелясь на хурму.
Я умираю на кресте и вскорости умру.

Но грянет лето. Воскрешён, я приглашён в ваш дом.

И вот я пью у вас крюшон, листая «Тихий Дон».
Как хороша в июльский зной река Самбатион!
Начнётся август сам не свой. Потом пройдёт и он.

Спадёт жара. Подует бриз. Меня начнёте звать

На семь по меньшей мере из четырнадцати свадьб.
Невеста плакала в фату, жених был бел, как мел.
Я ихний тихий tea-for-two без умысла сумел

Пересобачить в день забот. Но холодно весьма –

И Рождество, и Новый год, и новая зима.
Замах стеклянного меча, хрустальная блесна.
А следом – чача, ча-ча-ча и Вечная Весна.

Ганг