- Теперь ты сможешь поверить не только в бога, но и в черта, - не удержался, чтобы не сострить я.
- Что же нам делать? — не сумела скрыть ужаса Линда.
- Улетать как можно скорее, - ответил я ей, отрывая самолет от земли.
- Скажи им, что мы вернем эти деньги, - настаивала она, не желая разделять мое легкомыслие. — У меня есть вилла в Штатах, за неё нам прилично дадут.
- Это хорошо, но попытайся послушать радио на разных диапазонах. Мне хотелось бы знать: не предупредили ли о нас военную авиацию, - попросил я у нее, разворачиваясь над аэродромом.
Мы уже подлетали к заснеженному перевалу, когда замолчавшее было радио снова обрело голос:
- Экстренное сообщение! Передаем экстренное правительственное сообщение!
Вскоре уже все радиостанции мира рассказывали о подробностях краха всей денежной системы западного мира, захлебнувшейся в гигантской волне поддельных долларов и ценных бумаг.
- Возможно, нам придется воспользоваться парашютами, если мы не сможем найти достаточной для посадки площадки, - решил я подготовить Линду к самому неприятному. — Ты не испугаешься прыгать?
- С тобой я ничего не боюсь! — счастливо улыбнулась мне Линда.
ВТОРОЕ И ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ ДЖОНОВ БЛЭКОВ
(ЭРА ПАРАПСИХОЛОГИИ, АДРАЙСКИЙ ПЕРИОД. ЭПОХА “ПАРАПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПАЙТИНЫ”).
В то утро я проснулся от нежно-обиженного попискивания нашего домового, соскучившегося в ожидании моего пробуждения. Стоило только открыть глаза, как он немедленно ткнулся холодным мокрым носишкой в мою руку и тут же вскочил на постель, уютно устраиваясь на своем привычном месте: в складках пледа за коленками.
Камин за ночь совсем остыл, и вылазить на холод осеннего утра до ужаса не хотелось. Я снова прикрыл глаза, прислушиваясь к сладкому почмокиванию домового, сосавшего угол пледа, как соску и невольно задумался об этих милых забавных существах.
Вот взять хотя бы нашего домового: я получил его вместе с домом, купленным у родственников запившего деревенского органиста. В первую же ночь, едва выключив свет, я вынужден был вскочить с постели от горько-унывного подвывания: малыш оплакивал смерть хозяина дома. Добрых три недели мне пришлось спать, не выключая огня, чтобы не слышать наводящих тоску бессловных причитаний. А уж ему ли, казалось, было жалеть о старом ворчуне, наверняка угощавшим его сапогом, а то и чем-нибудь покрепче. Тем более, что соседка молочница не раз рассказывала мне о том, как допившийся до белой горячки органист гонялся за выдуманными им самим маленькими чертиками. Естественно, что огромные, светящиеся в темноте глаза домового вполне могли вызывать у него подобные же ассоциации.
Самое забавное, что даже теперь, спустя добрую дюжину лет, наш домовой продолжал испытывать трогательную ласковую доброжелательность ко всем пьяницам, попадавшим в наш дом. Когда, после очередного отказа очередной пассии, пузан Тобби, получивший прозвище Пингвина за свою серъёзно-горделивую походку и молчаливость, с которыми он обычно гулял по деревне, напивался вдрызг и забредал по ошибке в мой дом, то надо было видеть, как нежно облизывал и ласкал его наш маленький пуховичок-домовой. Даже у Эльзы в такие вечера не хватало духу на то, чтобы отогнать домового от спящего Тобби.
Вообще-то домовые, наверняка что-то заимствуют у своих хозяев, тем более, что в большинстве случаев, дома в нашей деревне переходят от поколения к поколению уже добрых две сотни лет. Стоит только сравнить моего ласкового глазастика с домовым одинокого Чарли, от которого редко кто уходил неукушенным и неоцарапанным. Да что там чужие, когда даже сам Чарли не раз появлялся в трактире с царапинами на руках, а то и на носу.
Внезапно мои полусонно-уютные мысли были нарушены резким прыжком домового, скрывшегося в углу за кроватью (домовые почему-то всегда стесняются проходить через стены на глазах людей). Обычно такое сверхбыстрое исчезновение домового по утрам свидетельствовало о скором появлении Эльзы, как-то раз чуть не отшлепавшей нашего глазастика за мокрые грязные следы, оставленные им на снежно-белом пледе, покрывавшем нашу кровать. Однако в этот раз вместо скрипа открывающейся двери я услышал какой-то странный писк, прерываемый дикими взвизгиваниями, доносившийся как будто бы из-под пола. Забыв о холоде, я вскочил с лежанки и кубарем скатился по лестнице, ведущей в погреб.
Пожалуй, мне редко приходилось видеть столь забавную сцену: около продушины, выходившей из-под крыльца, два маленьких, надувшихся от напряжения и злости, тролля пытались вырвать у домового мой альпеншток, а третий, еще более маленький, прыгал вокруг них, стараясь ущипнуть или пощекотать рассерженного ушастика. При моем появлении тролли разом взвизгнули и клубками нечесаной шерсти выкатились в продушину, а довольный собой, но еще не отошедший от обиды на нахальных воришек домовой, подволок ко мне альпеншток и ласково ткнулся в руку, ожидая заслуженной ласки.