– Послушайте, я не знаю, кем вы себя считаете и с чего решили, что у вас есть какие-то права… – начала Лея, но По схватил ее за плечо и подтолкнул к двери.
– Да ладно вам, миссис О. Я думаю, нам все-таки следует уйти.
Рей помогала тоже, одной рукой она выталкивала сенатора за дверь, а рукавом другой вытирала лицо после череды всхлипов.
– Тут недалеко есть отличное кафе. Может, мы перекусим и немного поболтаем, а?
– Я не брошу своего сына! – крикнула Лея.
– При всем уважении, сенатор, – начал Финн, – ваше присутствие лишь еще больше его провоцирует, поэтому я думаю, что лучшим способом все исправить будет наш уход.
Лея перестала сопротивляться, чувствуя себя преданной этими тремя, которые теперь словно закрывали сына от нее стеной.
– Поверьте, – сказал По. – Между ними кое-что есть. Давайте просто оставим их наедине.
– Пожалуйста, – попросила Рей.
Глаза Леи встретились с глазами Бена, и гнев в них медленно сменился на разочарование, а потом и на поражение. Сенатор вышла, По, Финн и Рей вслед за ней.
Теперь Бен остался наедине с Хаксом, который смотрел на него так, словно парень был чем-то прилипшим к его подошве.
– На колени. Сейчас же.
Бен опустился на колени без раздумий.
– Можешь говорить, – монотонно сказал Хакс, будто бы он говорил не с человеком, а с озлобленным и неприрученным животным.
Бен почувствовал себя маленьким и слабым, когда задал вопрос:
– Как ты тут оказался?
Хакс ответил спокойно, так, как и в тот раз, на банкете, словно он сейчас стоял не посреди разрушенной в хлам квартиры.
– Сначала меня уведомила мисс Скайуокер с твоего телефона, которая переживала из-за твоего благополучия, несколько минут позже то же самое сделал и мистер Дэмерон, услышавший шум из твоей квартиры, – впервые за все время Хакс осмотрелся, и Бен ощутил новую волну накрывающего его стыда. Он вообще не хотел бы, чтобы Хакс видел его квартиру, тем более в таком состоянии. – Но к тому времени я уже выехал.
– Ты не выглядишь удивленным.
Хакс засмеялся и язвительно ответил:
– Я работаю со взрывчаткой, Бен. Я различу бомбу, если увижу.
До раскаяния было еще далеко, обычно оно появлялось чуть позже. Бен подумал о Рей, о том, что, может быть, мог бы с ней сделать. Он не заслуживал ее любви. Он не заслуживал ее саму.
– Скажи, что тебе нужно, – уже мягче добавил Хакс, да так, что Бену захотелось растечься лужей на полу и больше никогда не двигаться.
Но вместо этого он посмотрел на Хакса, на его огромную тень. Он никогда еще не чувствовал себя таким маленьким. Ни разу в жизни. Потихоньку начала просачиваться боль: заболели порезы на спине, синяки по всему телу, щека, пропустившая удар кулаком. Их глаза встретились, и Бен сказал единственное, что ему было нужно в этот момент:
– Сломай меня.
Губы Хакса на секунду искривились, темное желание затуманило его взор. Он снял пиджак, повесил его на стул и закатал рукава до локтей.
– Ты скажешь, если мне нужно будет остановиться, да?
Бен кивнул.
– Скажи это.
– Да, с… Папочка, – произносить это было все легче и легче. Как будто с каждой фразой какая-то тяжелая часть откалывалась от него, и теперь он вовсе был похож на груду обломков. По крайней мере, это помогало ему чувствовать себя немного лучше, но понятия о добре и зле все еще находились где-то за гранью понимания.
– Хорошо, – сказал Хакс, поднимая руку. И еще до того, как Бен успел собраться, он ударил его по щеке.
Голова дернулась в сторону, в ушах зазвенело. Комната завертелась. Бен потряс головой, чтобы остановить этот круговорот.
– Ты что-то сказал? – спросил Хакс.
Бен почувствовал, как тяжело вылезают из него эти слова, словно выдираемый зуб.
– Спасибо, Папочка.
Хакс снова поднял руку, но теперь ударил Бена по другой щеке. У него было кольцо, которое тут же рассекло парню губу. Кровь начала заполнять рот, потекла по подбородку.
– Спасибо, Папочка, – он сказал снова, но в этот раз более разбито.
Пощечины продолжались. Хакс хлопал по ушам, дезориентируя его, бил до тех пор, пока каждая мышца на шее и плечах Бена не начала болеть, до тех пор, пока глаза не опухли от слез и легких ран, пока лицо не начало колоть, чувствуя на нем следы тонких пальцев и единственного кольца.
«Спасибо, Папочка» вообще потеряло свое значение, стало безобидной фразой, пустой молитвой. У кого-то была «Славься, Богородица», а у Бена была только «спасибо, Папочка», и он понятия не имел, сколько раз ему еще придется это сказать, чтобы искупить все свои грехи.
Боль прогоняла все оставшиеся в нем мысли и эмоции; то, что осталось, было больше похоже на путеводную звезду света – благодарность. Благодарность за поражение. Благодарность за наказание. Благодарность Хаксу.
Хакс вытащил платок и вытер руки от крови и пота Бена. Все, о чем Бен мог в этот момент думать, наблюдая размытую картину перед собой, это надежда на то, что его лицо никак не повредило руки Хакса.