Шаман был готов поклясться, что окончательно и бесповоротно забыл, как выглядела девушка, рядом с которой он когда-то давно готов был состариться, но Асакура узнал её сразу, с полувзгляда, будто видел в последний раз неделю, а не тысячелетие назад. Память оказалась крайне живучей тварью, мигом воскресив до мельчайших подробностей давно погребённый во времени образ.
— Хоши, — едва слышно выдохнул он, с жадностью рассматривая до боли знакомые черты. Ему было всё равно, насколько неуместно и даже нелепо выглядела японка в кимоно посреди ночной пустыни. Её губы сразу же растянулись в улыбке, радостной, но слегка озадаченной, словно она и не смела надеяться, что Хао вспомнит её по прошествии стольких лет, но ему удалось её удивить.
Её погребальное одеяние сверкало, как снег в рождественскую ночь. Асакура помнил, как совсем неумело, дрожащими руками, с комом в горле и почти невидящими от слёз глазами, облачал в этот наряд посиневшее обескровленное тело, но шелка упрямо соскальзывали с худых холодных плеч и мялись под поясами. Собрать длинные волосы в причёску ему тогда так и не удалось, как он ни пытался, и теперь они с укором падали на спину и грудь девушки, точно напоминая: «Даже похоронный обряд ты не смог провести достойно».
Бывшая возлюбленная не раз снилась Асакуре в его первой жизни, пока её образ ещё жил в памяти, но даже тогда она не представала перед ним столь реальной и, в то же время, по-призрачному неосязаемой. Казалось, до неё не дотянуться, не дотронуться, но попытаться хотелось. Очень хотелось.
— Зачем ты пришла? — тихо спросил шаман, поднимаясь на ноги. Губы Хоши чуть приоткрылись на вдохе в попытке хоть что-то сказать, но так и не произнесли ни слова.
Нерешительно протягивая ладонь, Хао надеялся, что японка сделает шаг навстречу, позволит взять её за руку, но на его действия она лишь улыбнулась и отрицательно замотала головой. Шаман и опомниться не успел, как девушка уже развернулась на носках и испуганной ланью без оглядки ринулась прямиком в пески пустыни.
— Да ты шутишь, — устало, скорее для себя, выдохнул Асакура. — Хоши! — Она даже не обернулась. — Да чтоб тебя…
Не желая упускать японку из виду, Хао не раздумывая бросился за ней. Ноги в одно мгновение предательски налились свинцом, и с каждой попыткой бежать быстрее ближе девушка не становилась. Она ускользала от него как беспечный мотылёк, легко и свободно. В ушах не переставая звучал девичий смех и разносился эхом, как перезвон колокольчиков, словно он преследовал не человека, а лесную нимфу. Шаман почти слышал, как со смехом переплетается манящее «Ну же, Асаха! Догони меня!». Асаха. Имя, которое Хао взял себе в честь погибшей матери. Когда вообще в последний раз кто-то звал его… так?
Пространство медленно плыло, будто кто-то размывал его краски мокрой кистью, превращая в бессмысленные чёрно-синие разводы, и лишь силуэт Хоши оставался светлым и неизменным. Асакура как заворожённый наблюдал, как с подола её кимоно вырываются светящиеся белые нити, а затем ловко вплетаются во мглу, расплываясь в ней яркими слепящими пятнами. Вскоре пятен стало так много, что их едкая белизна вынудила шамана заслонить болезненно слезящиеся глаза рукой и остановиться.
Слуха раз за разом достигали неведомо откуда взявшиеся птичьи трели. Когда Хао с опаской убрал от лица руку, от мрака ночного неба с лёгкой россыпью звёзд не осталось и следа, как и от мёртвых песков пустыни. Сотни белоснежных сакур, сродни той, что сияла в солнечных лучах на арене, возвышались над ним невесомыми кронами и стелили наземь ковёр из облетевших лепестков. Хоши стояла совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, очевидно дожидаясь, пока шаман придёт в себя. Когда он раздраженно прищурился и уж было открыл рот, чтобы упрекнуть её за то, что она убегает от него как от прокаженного, девушка порывисто повернулась к нему спиной, на мгновение разметав волосы блестящим чёрным веером. Асакура и опомнится не успел, как её уже и след простыл, и он остался один на один со своим негодованием.
«Побегали, и хватит. Больше с места не сдвинусь». Хао долго недоумевал, зачем он вообще носится за давно сгинувшей девицей как неразумной подросток, но затем тихо чертыхнулся и быстрым шагом двинулся в направлении, где в последний раз мелькнул край её белого кимоно.
Даже за всю свою весьма не короткую жизнь Асакура ни разу не видел, чтобы сакуры росли таким диким лесом, повсеместно переплетаясь корнями и гигантскими кронами, и оттого это место казалось ему нереальным, мифическим, потусторонним. Немудрено, что Хоши затерялась в нём как иголка в стоге сена, и с каждой секундой безрезультатных поисков Хао всё больше сомневался, что ему удастся на неё наткнуться.
Когда перед ним возникло очередное видение, почти такое же неуместное, как и Хоши в пустыне, его губы лишь растянулись в заинтригованной ухмылке. Индейский тотемный столб. Прямо посреди непроходимого леса японских сакур. «Любопытно».