How to Read Literature Like a Professor

Если бы мы рассматривали полеты только в тех произведениях, где персонажи летают в буквальном смысле слова, то получилась бы довольно скудная дискуссия. Эти примеры реальных полетов, как бы ни были они необходимы, остаются ценными главным образом потому, что они дают нам инструкцию по интерпретации образного полета. Есть ирландский роман о маленьком мальчике, который растет, чтобы стать писателем. Когда он взрослеет, то обнаруживает, что для приобретения опыта и видения, необходимых ему для того, чтобы стать писателем, ему придется покинуть дом. Проблема: дом - это остров. Единственный способ уехать - пересечь водоем, что является самым драматичным и окончательным вариантом ухода из дома (а он - молодой человек, боящийся воды). К счастью, у него есть подходящее имя, чтобы помочь ему: Дедалус. Не слишком ирландское имя для юноши из Дублина, и это не первое имя, которое он выбрал для юного Стивена, но именно его выбрал Джеймс Джойс для романа "Портрет художника в юности" (1916). Стивен чувствует себя скованным строгостями ирландской жизни, семьей, политикой, образованием, религией и узким кругозором; как мы уже знаем, противоядием от ограничений и оков является свобода. Последние части романа наполнены образами птиц, перьев и полета, которые, не имея отношения к буквальному полету, вызывают мысли о метафорическом полете, о побеге. Стивен прозревает - джойсовское религиозно-эстетическое слово, означающее пробуждение, - на девушку вброд, и в этот момент он испытывает ощущение красоты, гармонии и сияния, которое убеждает его в том, что он должен быть художником. Девушка не является ни уникально красивой, ни запоминающейся сама по себе. Скорее, сцена прекрасна в своей совокупности, или, возможно, точнее было бы сказать, в его восприятии этой совокупности. В этот момент повествование описывает ее как птицу, начиная с пернатых краев ее подштанников и заканчивая грудью, похожей на грудь какой-то "темно-пламенной птицы". После этого прозрения Стивен начинает размышлять о своем тезке, создателе крыльев для побега с другого острова, которого он считает "ястребоподобным". Наконец он объявляет, что должен пролететь мимо сетей, которые, по его мнению, расставлены для того, чтобы заманить его в ловушку условностей и малости, доставшихся каждому дублинцу в наследство. Его понимание полета чисто символическое, но от этого его потребность в побеге не становится менее реальной. Чтобы стать творцом, его дух должен воспарить, он должен быть свободен.

Действительно, часто в литературе освобождение духа рассматривается в терминах полета. В своей поэзии Уильям Батлер Йитс часто противопоставляет свободу птиц земным заботам и несчастьям людей. Например, в своем великом произведении "Дикие лебеди в Куле" (1917) он наблюдает, как прекрасные птицы поднимаются и кружатся, вечно молодые, в то время как он, мужчина средних лет, с каждым годом все сильнее ощущает притяжение гравитации. Он не скрывает, что Зевс принял облик лебедя, чтобы восхитить Леду и породить на ней Елену (Троянскую), а явление архангела Деве Марии он также видит в виде крыльев и птиц.

Точно так же мы говорим о душе как о крыльях. У Шеймуса Хини есть несколько стихотворений, в которых души усопших, как говорят, отлетают от тела, и в этом он далеко не одинок. Представление о том, что развоплощенная душа способна летать, глубоко укоренилось в христианской традиции и, как я подозреваю, во многих других, хотя и не является универсальным. Для древних греков и римлян такая концепция была проблематичной, поскольку души как блаженных, так и проклятых отправлялись в подземное царство, но вера в небесный рай приводит большую часть более поздней западной культуры к ощущению легкости души. В стихотворении "Березы" Роберт Фрост представляет себе, как он взбирается по гибким березам к небу, а затем легко опускается на землю, и заявляет, что и идти, и возвращаться будет хорошо (даже без крыльев). Когда Клавдий, злодейский дядя Гамлета, пытается молиться, у него ничего не получается: "Мои слова летят вверх, мои мысли остаются внизу". По мнению Шекспира, дух не может подняться вверх, когда его тяготит вина за нераскаянное убийство. Когда в конце пьесы Гамлет лежит мертвый, его друг Горацио оплакивает его, говоря: "Спокойной ночи, милый принц, / И ангельские полеты поют тебе о твоем покое!" Как мы все уже знаем, если Шекспир сказал это, значит, это правда.

Эти полеты фантазии позволяют нам, читателям, взлететь, дать волю своему воображению. Мы можем уплыть вместе с героями, освободившись от ограничений, связанных с оплатой обучения и ипотечными ставками; мы можем парить в интерпретациях и догадках.

Счастливого приземления.

 

Все дело в сексе...