Hroniky

била его: «Будешь ходить на улицу, будешь?!» И вышвы

ривала за порог прямо в снег... Но делать нечего, —

куда же идти? Здесь — дом. Тут, хоть что то можно пе

рекусить, здесь тепло. А на улице, на морозе — гибель.

Это он хорошо понимал...

В темноте всё было видно. Пахло мышами. Вот какие

то банки, а там ящики стоят, а дальше, пространство

чем то перегорожено. Очень скоро, обследовал закоулки

64

темного голбца. Что делать? Здесь совсем не уютно. И

холодно. «Мяу мяу!» — позвал. Но никто не спешил

открывать. «Мяу мяу!» — всё тщетно. Он сел прямо перед

крышкой — через малюсенькую щелку падал свет, — и

продолжал звать хозяйку, жалуясь на свое незавидное

положение. Наконец, замолк и впал в какое то оцепене

ние.

Сколько прошло времени, представления, конечно, не имел. Отчаянно хотелось есть. «Мяу мяу!» Он опять

обследовал подполье, уже в поисках еды, но, естествен

но, ничего подходящего не нашел. Охватила тревога.

Теперь, кот просил выпустить громче, с надрывом, про

тяжно. Ну, неужели хозяйке не жалко его, неужели не

понимает, что здесь плохо, одиноко, голодно. Нет, всё

бесполезно! Его бросили на произвол судьбы!.. Утомив

шись, уснул.

...Казалось, провел, в этой холодной «могиле», целую

вечность. Звать на помощь, не имело смысла. Он, опять, отправился на поиски чего нибудь съестного, вместе с

тем, ища выход из жуткого замкнутого пространства.

Подойдя к деревянной перегородке, понял, что за ней

есть еще что то. Пошел вдоль и обнаружил... лаз! Что

там впереди? Протиснулся в узкую щель и оказался по

ту сторону. Здесь тоже был голбец и крышка, ведущая

наверх! «Мяу мяу! — стал звать. — Выпустите меня кто

нибудь!». Но и тут ему никто не открыл.

Вскоре, совсем отчаялся и стал мяукать громче, из

последних сил, не переставая, до хрипа: «Помогите!..».

И беднягу услышали! Забренчало кольцо крышки, и в

подпол ринулся яркий свет!

— Ты что это орешь, уже третий день? Не пускают

они тебя? Вот нелюди! Закрыли, как в тюрьме, и не

65

кормят. Залазь, залазь! Проходи! Ну и соседушки!

Алкашьё недорезанное! Что же дать то? Может, суп

поешь?».

Кот жадно набросился на еду. Мужик, с сострада

нием, смотрел на него.

— Э, да ты совсем молодой! А худой то какой, —

кожа да кости! Как быть то с гостюшкой? Оставить, что ли? Все равно ведь, один живу... Хоть, веселее будет...

Барсик, Барсик! Нет! Лучше Бимка!.. Бимкой я тебя назо

ву! Что, не против, а?..

От еды и тепла, после стольких страданий, кота

разморило. Хорошо то как! Подошел к мужику и благо

дарно потерся, боком, об его ноги. Только бы не выгнал!

Видно ведь, что не злой человек. Не то, что хозяйка!

Из небольшой кухонки, прошел в комнату. Обнюхал

все углы. И, после этого, забрался на чистую постель.

— Нет, брат! Так не пойдет! Слазь сейчас же! Спи

вон, на стуле у печки! — хозяин согнал кота на пол.

Походив немного по комнате, опять залез на старое

место.

— Ишь, барин! Из грязи, да в князи! Нет, — ты ме

ня будешь слушать!

На этот раз, его бесцеремонно вышвырнули с кровати.

«Значит, туда нельзя...» — кот забрался на мягкий

стул и, свернувшись в клубок, крепко заснул.

— Ты че это, Гриша, кота решил взять? — разбудил

женский голос. — Пусть уж живет, веселей вдвоем то

вам будет! Только ведь, кормить надо скотину, приучать

на улицу выходить... А этим пьяницам, через стенку, никого не жалко! Нинка то, тогда свою кошку повесила, 66

сволочь; а был котенок, так его в кипяток головой

сунула! Отыгрывается на животных, «власть» свою, дескать, показывает! Ну, и стерва же, а!..

— Пускай живет! Ты, мама, если что, косточек

приноси. Откармливать надо зверя! Совсем ведь, какой

то плоский... Я, кстати, его Бимкой назвал.

— Так Бим то, это пес такой был. Кино же показы

вали.

— Ну и что? Мне это имя нравится. Кошки то, гово

рят, умнее собак... Посмотрим, что из зверюги вырастет!

И зажили кот с Григорием вместе...

...На дворе стояла зима. Каждое утро, хозяин уходил

на работу, оставляя Бимку одного. Скучновато, конечно, было. Кот, належавшись на своем стуле, залазил на

подоконник и смотрел в промерзшее окно, наблюдая за

тем, что творится на улице. То человек пройдет, то

собака пробежит, то прилетит и усядется на яблоню

ворона.

Не смотря на то, что Григорий откармливал беднягу, постоянно хотелось есть. Видимо, наголодовался, когда

жил в черном теле у соседей. И вот сейчас, какая то не

уемная жадность к съестному была у кота. Он ел, прак

тически, всё и помногу. И хлеб, и суп, и кашу, и даже

печенье. Не говоря, о «деликатесах» — рыбьих и кури

ных косточках, которые приносила мать Григория, живу

щая, с отцом, в большущем деревянном доме через дорогу.

Бимка, однако, об этом доме ничего не знал. Привык

уже, к долгожданным приходам этой пожилой доброй

женщины, неизменно приносящей, что нибудь, вкуснень

кое. Ждал и своего Хозяина с работы. По другому, кот

о Григории и не думал, а признавал, именно как Хозяина.

Он и покормит, и поласкает, и накажет, если что. От

67

него ведь, все зависит, — вся кошачья бимкина жизнь!

Вечерами, Хозяин всегда что то писал на кухонном

столе, и кошак, подогнув передние лапы калачиком на

полу, прижимался, всем телом, к его ноге.

А со временем, Хозяин допустил даже спать с собой