Hroniky

— И все же, не могли бы мы, как нибудь, встретиться?

— Отчего же? Вы ведь, здесь неподалёку живете? Я

подойду завтра к кинотеатру, к пяти.

— Что хотите, говорите, но не верю этому. Не придё

те. Все девушки сначала обещают, но, в конце концов, обманывают.

— Я не обману. Только, в таком виде не показывай

тесь…

Михаил вышел из автобуса, помахав мадемуазель

рукой.

На следующий день он, естественно, опохмелялся и

к пяти уже был «готов». К немалому удивлению, вчераш

няя блондинка пришла и, даже ни на минуту, не опоз

дала. Увидев нового знакомого пьяным, девушка заметно

расстроилась.

— Ну вот. Опять... Мы же договаривались, что будете

трезвым.

— Может, всё таки, прогуляемся?

— Нет. Даю еще шанс. Завтра — в это же время, здесь

же.

И Надя ушла. Михаил, пожав плечами, отправился

домой. «А, больше не придёт… Что ж, другую найдем!».

Но на завтра к пяти, «алкаш» уже стоял у кинотеатра

трезвый, как стёклышко. Только похмелье мучило. Надя

появилась, через некоторое время, улыбающаяся, строй

ная, воздушная... «Да она симпатичная девка, — к тому

же, совсем молоденькая! — отметил Михаил. — Как сразу

то не разглядел, болван!».

— Теперь другое дело! — Надя явно, была в отлич

ном настроении. — И куда пойдем?

— Даже и не знаю... Здесь же не центр.

161

— Пойдем тогда к вам. Ведь говорили, что неподалёку

живёте...

Михаила охватило волнение. Выпившим, он чувство

вал бы себя в своей тарелке, а сейчас, обычные тревож

ность и неуверенность овладели им. Как бы давление не

поднялось!..

— Вот здесь и живу. Один... — пропустил Надю впе

рёд, в свою жалкую «халупу». — А напротив, родители

обитают.

— Я тоже, с родителями, живу в частном доме. Он

у нас большой! Ой, как интересно! Да у вас целая биб

лиотека! Книги по психологии... Всерьёз занимаетесь?

А я, только что, сдала экзамены в госуниверситет на

исторический. Поступила!

— Вот как? Для меня это неожиданность...

Из допотопной кухни, прошли в маленькую комна

тушку. Сесть было некуда, и Надя пристроилась на

краешек кровати. Михаил сел рядом. Молчание… Внезап

но, у него задрожали руки. Кончиками пальцев, провёл

по обнаженному предплечью девушки.

— Вам нравится, когда так вот задеваю?

— Да... — дыхание Нади стало прерывистым.

— Впрочем, не стоит делать глупости... Нехорошо себя

чувствую... Кажется, давление поднялось. Надо померить.

Тонометр показал 180 на 100.

— Надя, если можно, вызовите «Скорую», — табле

ток никаких нет. Что то неловко мне...

— Да, конечно! — перепуганная девчонка выбежала

из дома. На улице, как назло, пошел сильный дождь.

Но Надя через 15 минут вернулась — Вам очень плохо?

— Да ерунда! Переволновался немного…

Прибывшая бригада врачей осмотрела больного. Мед

162

сестра сделала магнезию. Промокшая до нитки Надя, смотрела на всё это, широко раскрытыми глазами.

— Вы, наверное, после того, что увидели, не захотите

больше встречаться? — спросил Михаил, после ухода

врачей.

— Да что вы! Совсем даже не против… А от пьянки

нужно лечиться. Так ведь, себя погубите!

— А у меня, уже есть направление в наркологический

стационар. На работе предупредили: если не лягу туда, рассчитают. Начальство, в принципе, ценит и потому, пока не выгоняет. Даёт, как говорите, шанс...

5.

На улице Потерянной, где жил Михаил, дом дяди Коли

Норина — местного «поэта», — стоял на самом углу.

Старик давно уже, жил один, — жена ушла, как только

он, «забыв всё на свете», занялся стихами, проводя бессон

ные ночи, в неотступном мыслительном изнурении. И в

самом деле, вместо того, чтобы быть обыкновенным хозяй

ственным мужиком, как все, Норин поддался какой то

странной дури. «Я великий русский поэт, — говаривал, подвыпимши, «мэтр», — превзошел самого Блока!». И

это, при всём при том, что, с виду, дядя Коля был, мелкова

той породы, мужичонка с лысиной; юркий, шустрый, в

засаленном пиджачке и стоптанных ботинчошках...

Михаил зачастил к нему, когда только начал писать

свои первые, немудрёные вирши. Волнуясь, прочел их

под орлиным взглядом, «патриарха» национального сти

хосложения. «Видишь ли, дорогой мой человек! — заку

рив, жадно эдак затянулся Норин. — Технически, слабо

ваты твои стихи. Пишешь не сердцем, но умом, а настоя

163

щая поэзия, — глубокомысленно заключил он, — прежде

всего, должна выражать чувство! Вот, послушай ка...».

И дядя Коля, с каким то детским восторгом, подвывая, выдал свою «коронку» — «О, мать — Земля! В стреми

тельном полёте...».

Михаил, сразу, почувствовал стилистические огрехи

«творения», но ничего не сказал. Ведь был то, всего

лишь начинающим, и в газете тогда еще не работал.

— «Как с Солнцем вальс закружишь ты его!» — ви

дишь, какой мощный образ! Образы, брат, в стихах самое

главное! И заметь, какой расклад — Земля, Солнце...

Планетарный масштаб мысли! Это самое сильное моё

стихотворение. А пишу то, уже 20 лет… Согласись, есть

чему поучиться. Верно?

— Дядя Коля, а вас печатали?

Норин немного замялся, но виду особого не подал.

— Да ничего оне не понимают в Поэзии! Считаю ни

же достоинства просить, о чем то, у зажравшихся гадов.

Я ведь, как то, первое место занял на конкурсе, ну...

самодеятельных поэтов, значит. Мои стихи, еще будут

не просто читать, а изучать!